– Я наняла опытного адвоката. – Зачем я несу подобную чушь?..
– Куда думаешь устроиться, после суда, конечно?
– Не знаю.
Почему, за что мы сидим друг против друга словно чужие, почему совершенно противоположное пустым, заученным фразам говорят его глаза…
– Таня… ты… Ты прости, что я разбил твою жизнь… я… Видишь ли…
– Не смей!
– Суд через три дня.
– Я знаю.
– Постарайся начать новую жизнь. Потом.
– Что?
– Ну… выйди замуж.
– Андрей!
– Ты молодая, очень красивая, у тебя еще будет много шансов начать все сначала. Ты найдешь человека, с которым тебе повезет больше.
– Я просила – не смей.
– Ты сумеешь заново построить свое счастье. Я разбил твою жизнь. Обрек тебя на страдание. Из-за меня ты ушла с работы – не говори, я и так все понимаю. Я больше не буду камнем на твоем пути. Поэтому я очень хочу пожелать тебе счастья. В суде не будет возможности поговорить. Прости меня, если только ты сможешь. Лучше, если вообще не будешь вспоминать обо мне. Ведь обо мне тебе всегда будет неприятно думать. Забудь прошлое и живи будущим. Ты обязательно должна быть счастлива.
– А теперь запомни раз и навсегда! – Мой голос сорвался на крик, и постепенно я совершенно забыла об охраннике и что нахожусь в тюрьме. – Слушай и запоминай! Я не потерплю, чтобы ты нес подобный бред! Я не желаю слушать эту чушь и не желаю, чтобы ты произносил подобное в моем присутствии. Прекрати быть идиотом и пойми наконец, что я буду бороться за тебя до конца. Мы не виделись с того самого дня – твоего ареста, но знай, что ни минуты, ни секунды я не прекращала этой борьбы, не переставая думала о тебе и просто не заслужила таких слов! Я сделаю все, что в моих силах. Я наняла одного из самых лучших адвокатов. Он уже много для нас сделал. И сейчас я пришла, чтобы тебе это сказать. Не следует терять надежды. Адвокат сделает все, чтобы снизить срок. И я буду тебя ждать, сколько бы ни прошло лет. Десять, пятнадцать – не имеет значения. Я хочу сказать, чтобы ты держался. Знай, каждую секунду суток я думаю о тебе. Я ушла с телевидения, чтобы иметь побольше времени в этой борьбе. Как только все выяснится, я обязательно туда вернусь. Я всегда сумею заработать себе на жизнь, об этом можешь не беспокоиться. Знай: какой бы ты ни был, что бы ты ни думал и ни слышал, я всегда хотя бы мысленно буду рядом с тобой. Перед судом – ты знаешь, остается только три дня, – ты увидишься с адвокатом. Все закончится хорошо. Не теряй надежды. Помни: я всегда буду тебя ждать. И я люблю тебя. Ты понял?
– Спасибо…
Мне показалось, что он раскусил мою ложь про телевидение и про десять-пятнадцать лет тоже. Я увидела, как заблестели в его глазах слезы. От выражения его глаз я словно спустилась на землю, больно сжалось сердце.
Больше мы не сказали друг другу ни слова. Я не хотела понимать, чувствовать, знать, что в этот теплый сентябрьский день я навсегда прощаюсь с ним, что уже сказаны самые последние слова из тех, которые мы должны были друг другу сказать… Я не хотела верить, осознавать, что это – всё и больше никогда я не скажу ему ни одного слова, никогда не увижу его… Я потянулась через стол, сжала его ладонь своими руками и так не отпускала – до самого конца. Потом появилась серая личность с охранником, сообщив, что свидание закончено.
– Ты держись, слышишь? – сказала я, запоминая до мельчайших подробностей его облик.
Возле дверей он обернулся и прошептал так тихо, что его расслышала я одна:
– Пожалуйста, помни – я очень-очень тебя люблю…
И переступил через порог. А я зажала руками рот, чтобы не закричать, и, застыв словно каменный образ горя, молча смотрела, как захлопываются двери тюрьмы за человеком, которого я люблю. Молча стою и смотрю ему вслед – любимому человеку, уходящему в вечность. В вечность и небо – оттуда не возвращаются.
Я шла домой по оживленному, залитому солнцем городу, мимо веселых и озабоченных, счастливых и грустных, куда-то спешащих людей, и каждый проспект этого города жил своей жизнью. Я шла, не различая оттенка осени и человеческих лиц. А солнце заливало улицы потоками ослепительного огня…
Утром 13 сентября я проснулась и поняла, что у меня больше нет денег. Обычно такое открытие всегда вызывает глубокий шок. Особенно у людей, совершенно к нему не подготовившихся. Но претендующие на звание нормальных заранее беспокоятся о своих финансовых делах. Я же вообще не думала об этом несколько недель, продолжая тратить то, что у меня осталось. Но утром, после единственного свидания с Андреем, я проснулась и поняла, что больше нет денег… Чтобы одолжить хоть немного, я была вынуждена позвонить Юле.
– Ты не могла бы одолжить мне немного денег?
– Сколько?
Назвала сумму.
– Таня, у меня нет ни копейки. Я бы с радостью отдала тебе все, но у меня действительно нет.
В ее голосе звучала искренность (или тонкая актерская игра). Так или иначе – смысл слов был ясен.
– Юля, что же мне делать?
– Подожди немного. – Она куда-то отошла от телефона, потом вернулась, – Таня, Сергей Леонидович может дать тебе эту сумму только с одним условием…
– Каким?
– Взамен ты подашь в суд заявление о разводе с Андреем.
– Не поняла.
– Сергей Леонидович и мать сказали, что дадут тебе любую сумму (конечно, в пределах разумного), если ты подашь на развод. Понимаешь, они хотят твердых гарантий, что ты разведешься и уедешь. Они хотят, чтобы ты вернулась.
– Кто тебе это сказал?
– Мать, Сергей Леонидович. Они здесь, рядом со мной. Хочешь, я дам матери трубку?
– Знаешь, Юля, я больше никогда тебе не позвоню.
– Таня, но у меня действительно нет денег! Ты же знаешь, чтобы тебе помочь, я отдала бы все! Ну подожди несколько дней…
– Нет, не нужно. Я как-нибудь достану сама.
– Танечка, только не клади трубку. Я не хотела передавать тебе их слова, я знаю, что ты его любишь. Но я подумала, что у них есть деньги и они бы могли…
– Извини, я спешу.
Повесила трубку. После этого я продала на книжном рынке несколько ценных книг. С унижениями – книги не хотели брать. Я получила гроши, но уверенность, что этих грошей хватит хотя бы на хлеб, придала мне сил.
До суда оставалось два дня. По несколько раз забегал Роберт. В предвкушении занятного действа (суда) он оживился, стал более деловитым. Ему разрешили видеться с моим мужем. Роберт говорил, что Ивицын не желает про меня слышать, а я сказала, что мне глубоко наплевать на Ивицына, и на всю прокуратуру, и на весь уголовный розыск со всей милицией.
– А вот это вы зря, – ответил Роберт. – Между прочим, обвинителем будет прокурор. А с ним лучше не связываться, это все знают. Но вы уже связались. Он вас ненавидит и звереет при одном упоминании вашего имени. Он сделает все, чтобы добиться смертной казни.
– А пятнадцать лет?
– Я собираюсь настаивать. Но говорю вам, что это будет почти невозможно. Лучше приготовьтесь сразу.
– Что-то вы слишком часто так говорите!
– Надо заранее готовиться к худшему. Но в данном случае…
– Лучшего не будет?
– Только в угоду толпе вашему мужу могут датьвысшую меру…
– Можно обжаловать приговор! Прошения о помиловании, кассации, даже комиссии по помилованию… Вплоть до президента…
– Все будет отклонено. Если вашего мужа захотят расстрелять – его расстреляют.
– Но он же невиновен!
– Вы – странная женщина. Я давно хотел вам об этом сказать. Я общаюсь с вами недолго, но уже кое-что знаю. Вы обладаете редким мужеством. К тому же вы очень хороший человек. Вы благородны по своей натуре, но стоит ли защищать того, кто не стоит защиты? На кого вы тратите свою жизнь?
– И это говорите вы, адвокат? Вы ошибаетесь. Он нуждается в моей защите. Я – единственный человек, который может его спасти. Кроме меня, он больше никому на этом свете не нужен. Всем остальным на него плевать.
– А такого, как он, нужно спасать?
– Вам не приходило в голову, что в справедливости нуждаются даже очень плохие люди? Может быть, единственный шанс сделать плохого, недостойного человека чуточку лучше – это спасти ему жизнь.
Второй раз Роберт пришел рассказать о свидании с Андреем.
– Несомненно, он жутко выглядит. Что-то с вашим мужем не ладно.
– Тюрьма не санаторий. Вы не знали об этом?
– Мне не понравился ваш муж.
– Он и не должен вам нравиться. Вы всего лишь его адвокат.
– Он вас недостоин. Это только в теории противоположности притягиваются. А в жизни… что между вами общего? Вы – хорошая, он – плохой. Полный Бред! Зачем он вам?
– Как это зачем? Чтобы самой выглядеть покрасивее на его жалком фоне!
– Вы его полная противоположность. Он мне ничего не сказал, в том-то и дело. Странная смесь: он ужасно уверен в себе и в то же время до ужаса сломан. Никогда не думал, что два таких разных состояния могут как-то смешаться. Это очень странно. Он мне даже не намекнул, что собирается сказать.
– В суде?
– Да. Я попытался его настроить, кое-что объяснить, но он резко оборвал меня, заявив, что он и сам все знает. Вообще, он разговаривал со мной очень резким тоном. Правда, открытым текстом не заявил, что не нуждается в услугах адвоката, но косвенно дал мне это понять. Его тон потеплел только один раз – когда я заговорил о вас. Я заметил, что о вас он не может говорить твердым или злым тоном. Неужели он способен кого-то любить? Знаете, он даже не спросил, почему ваш выбор остановился на мне – он намеренно демонстрирует, что ему не интересны другие люди. Единственное, что он соизволил сказать, – это передать вам то, что он просит прощения за все. Он так и сказал, дословно: «Передайте, я раскаиваюсь в том, что сломал ее жизнь. Я сам во всем виноват. Я прошу у нее прощения – за все».