Когда меня, наконец-то, избавляют от бинтов и гипса, я могу дышать полной грудью. Мне теперь нестрашно выходить из дома и оставаться одной без присмотра Яна и мамы. Правда, не сказать, чтобы Самойленко меня хоть куда-то отпускает в одиночестве. Мы почти сразу, как это становится возможным, собираем мои вещи и уезжаем в Москву, потому что Ян больше не может отнекиваться на работе и решать задачи удаленно, да и мне нужно брать себя в руки и искать новую работу. Очевидно же, что проситься к Макару обратно я не буду после всего, что произошло. Самое обидное и вместе с тем уже давно очевидное — никто из моих коллег, за исключением одной лишь Наташи, не интересовался моим состоянием и самочувствием, но меня уже мало это волнует. Ян гораздо важнее их всех вместе взятых. В сотню, а то и в тысячу раз важнее.
И когда мы вместе переступаем порог моей квартиры, где он был лишь единожды, меня накрывает воспоминаниями. Как он приехал в тот вечер, хотя говорила не приезжать, как сидел со мной, заставлял поесть и выпить лекарство, какой неподдельный страх за мою жизнь отражался в его глазах. Наверное, та ночь изменила все. Больше не было шансов притворяться перед самой собой и врать себе. Да и зачем врать, если я его люблю?
Мы ведем себя, как влюбленные малолетки, словно откатились лет на пять назад. Моем руки, прижимаясь друг к другу и мешая нормально намылить, медленно разбираем сумки, постоянно соприкасаясь руками. Кажется, ежеминутно. Глупо улыбаемся, каждый раз случайно задевая друг друга, пока перемещаемся туда-сюда по комнате. Словно это наш первый день вместе. А может, он и есть первый по-настоящему? В нашей новой Вселенной, где мы уже взрослые и осознанные, только к этому осознанию очень долго и трудно шли. И особенно я.
Все это могло случиться с нами еще два с половиной года назад, но виновата я.
— О чем ты думаешь? — спрашивает Ян, как только замечает складку на лбу, которая сразу же выдает меня с потрохами.
— Ты же и сам знаешь.
— Жек, — он забирает платье, которое я тереблю и сминаю, и отбрасывает в сторону. А руки в то же время накрывает своими.
— Что?
— Прекрати себя корить. Все, что было, то уже прошло, а впереди только новое. И теперь я тебя точно никуда не отпущу.
— А если…
Ян подтягивает меня к себе и одними глазами просит замолчать, прекратить сомневаться и сходить с ума. Его руки вдруг ложатся на плечи и сжимают их, а тело прошибает какой-то такой родной и знакомой, и вместе с тем совершенно новой силой. Я чувствую его и хочу еще больше, а Ян словно специально гладит щеку подушечками пальцев, не давая привыкнуть к одному, продолжая дальше. И вроде все идеально, но как только он постепенно продвигается в своих ласках дальше, меня что-то тормозит, и я сдаю назад.
Правда, далеко меня не отпускают, Ян успевает удержать, поймать за локти.
— Жека? Что такое? Разве ты меня боишься? — я отчаянно мотаю головой, зная, что не вру. Я его не боюсь, но есть другое, более серьезное и страшное. — Глупая, я же знаю каждый сантиметр твоего тела, — он пальцами проводит по предплечьям и мягко сжимает запястья. — Я же всю тебя люблю, Жень.
— Я знаю, родной, — голос подводит и ломается на середине фразы.
— Тогда что не так?
— Мне кажется, я не должна. Я лишаю тебя другой жизни.
— Какой нахрен другой? Мне другая не нужна, Женя! Откуда опять эти мысли?
— Ян… — голос дрожит, и я уже не говорю, а шепчу. — У нас ведь даже детей никогда не будет. Я никогда не подарю тебе сына или дочь.
— Женя, мы живем в двадцать первом веке, есть врачи и технологии. У нас есть средства на это, ты пройдешь обследование в хорошей клинике, тебе подберут лечение, мы будем вместе стараться, у нас еще столько лет впереди. Но если не получится… Не считай это приговором для себя. Я же люблю тебя, дурочка, а значит, принимаю абсолютно все.
— Но как можно принять это, Ян?
Вместо ответа — короткий, дающий надежду поцелуй. Поцелуй-обещание большего, от которого внутри зарождается особенный трепет.
Да не просто дурочка, а самая глупая девушка на свете! Разве можно растоптать ту любовь, что между нами? От нее не избавиться простыми человеческими способами, потому что создали ее где-то там, наверху, в другой реальности, а мы воплощаем на земле желания неба.
Он мой. С самого первого поцелуя много лет назад, с самых первых смешных клятв и несуразных, но таких милых подарков на память. Я сама — как тот брелок, что он подарил мне однажды. Я — его сердце, а он — мой ключ к этому миру. Наши слова — магия, наши поцелуи — космос, наше дыхание — ветер, пробуждающий весну. Мы вместе. И теперь будем вместе всегда.
Ян прав. Никто не знает меня так, как он, никто не сможет так любить и никто не станет моим счастьем. Он и есть мое счастье.
Ну какая же она невозможная! Казалось бы, мы за те дни, что она была на больничном, уже говорили обо всем. И тут снова начинается эта фигня по кругу: разве я тебе нужна такая. Нужна! Любая нужна!