– В больнице, пошла вторая неделя. Мы уже начали волноваться. Лежите тут у нас как сказочная спящая красавица – златовласка и не хотите просыпаться.
– Вторую неделю?
– Так точно.
– Что со мной?
– Вы ничего не помните? Воспаление легких и компрессионный перелом позвоночника. Вас нашел на дне оврага наш егерь. Поблагодарите его, когда поправитесь. Если бы не он…
– А я поправлюсь?
– А как же? Теперь уж непременно, не сомневайтесь, если вы с такими травмами выжили, не замерзли и спасителя своего дождались. Вы помните, как вас зовут?
– Меня зовут…
Голос женщины стал глухим еле слышным. Андрей Григорьевич наклонился к самым губам больной.
– Меня зовут Ангел..
– Как?
– Ангел..и..
– Да, оно конечно, тут без ангелов никак. Поспите, а завтра поговорим. Умница вы наша, справилась, выкарабкалась, молодец.
Сознание возвращалось светлыми мазками воспоминаний. Мама и папа, Никос, фотография двух маленьких девочек, трогательно обнимающих друг друга. Она не понимала, как так могло произойти. Бабушка и дедушка, по маминой линии ей оказывается не родные. Когда-то из заснеженной России они привезли девочку, её маму и удочерили. А потом долгие годы, до самой собственной смерти любили её как свою единственную, родную дочь.
Рагна вспомнила, как ей пришлось для своего успокоения, ехать в Америку, туда, где они жили до переезда в Исландию. Как по крупицам она собирала прошлое своей матери, представляя себя маленькой девочкой в чужой стране. Как часто во сне она видела эту не знакомую и такую родную девочку в стареньком, застиранном платьице, почему-то не желающую ни с кем разговаривать. Какой-то белый дом, полный детворы и серьезных малочисленных взрослых. А вокруг росли белые тонкие деревья с черными поперечными черточками на стволах.
Россия такая непонятная для многих, была ей знакома, возможно, генетической памятью предков. Почему она не умерла? Не замерзла в этом овраге? Как вообще её, занесенную снегом, смогли найти? И зачем, зачем?! Она никак не могла осознать, зачем ему, брату, понадобилось убивать её?
Какой прок был Виктору от её смерти?
У педагогов, как и у врачей, есть темные страницы профессии, которые страшно перечитывать. К ним даже страшно прикасаться. Но ты знаешь, помнишь, что они существуют. И как бы ты не оправдывал себя мысленно, страшно до исступления, до опустошающего бессилия, до немоты.
Первое побуждение, непреодолимый порыв помочь, спасти. Кажется, ты можешь, нет сомнений, ты, безусловно, сможешь. Потом действие на пределе возможного, безысходность замораживает мысли. Круги ада по поверхности земли. Обессилено констатируешь с горечью тот факт, что всего лишь простой смертный и божественное, увы, не под силу. Смирись, выдохни, опусти руки и молись. Это всё, что из высшего тебе доступно. И возможно это и есть спасение.