Идея, пусть и начерно, начала оформляться в моей голове, булькая и пузырясь. Какого чёрта… уголовники все эти, своими руками… зачем?! Анархисты, мать их! Анархисты! Ну или эсеры из радикалов, один чёрт!
Я через богему имею выходы на эту братию. Среди всех артистов, литераторов, художников и разного рода эстетствующей публики полным-полно тех, кто разделяет левые взгляды. Да и сам я имею репутацию пусть не ярого левака, но убеждённого социал-демократа.
Произносить пылкие речи на вечеринке где-нибудь в меблированных комнатах и тем паче в трактире я не любитель, да и с радикальными высказываниями осторожничаю, памятуя о провокаторах. Но… лезет моя сущность выходца из двадцать первого века! Избирательные права для женщин, право на образование, пенсии, страховки, профсоюзы… Само в разговоре лезет, как я ни стараюсь сдерживаться.
— Бомбисты… х-ха! — я засмеялся негромко и зло, щурясь так, будто смотрю на Льва Ильича через прицел, — Вот и поиграем, сударь! Вы решили, что я буду играть по вашим правилам? А вот хрен вам!
— Кстати… — прошипел под нос я, выходя из чащобы на аллею и раскланиваясь с малознакомыми немолодыми дамами, выгуливающими резвого фокстерьера, разогнавшего всех ящериц, жуков и бабочек в округе, — надо будет уничтожить не только Льва Ильича, но и этих… Ишь, выкупить они долги решили, бизнесмены чёртовы! Благодетели!
Фоксик, завидев меня, завилял хвостом, и подхватив какую-то увесистую палку, принёс, привставая на задние лапы и настойчиво тыкая её мне в руки.
— А, Алексей Юрьевич… — заметила меня хозяйка весёлой псинки, — не узнала, уж простите.
— Добрый день, Матильда Генриховна… Евгения Петровна… — приподнимаю кепку, — ничего страшного, мы здесь не на светском приёме и некоторая расслабленность более чем уместна.
— А ведь помнит вас Атос, — умилилась Матильда Генриховна, — хотя казалось бы… щенком ведь был, когда играл с вами, а до сих пор помнит и любит!
— Да и я его помню… — наклонившись, потрепал фокстерьера по холке и забрал палку, — вы позволите?
— Охотно! — засмеялась дама, чуть оперевшись на локоть подруги, — Я, признаться, не большая любительница подобной гимнастики, а Атосу только в радость!
Фокс, весело тявкая и мотыля огрызком хвоста, с радостью носится за палкой, успевая заодно хапнуть пастью пролетающую стрекозу и согнать нахальную ящерицу, решившую погреться на солнце, да на свою беду, попавшуюся собакену на пути.
«— Эксы[22]? — обдумывал я, кинув палку и ожидая, пока Атос принесёт её, — Натравить… хм, а не слишком ли сложно?»
— Экий резвунчик, — умилился пожилой господин, гуляющий с внучкой, кудрявой девчушкой лет семи. Остановившись, он разговорился с женщинами, и как это всегда бывает в Москве, нашлись общие знакомые и друзья, так что дальше шли в компании, уже по-приятельски.
«— Да пожалуй, что и не стоит. Эксы, это так… убьют или нет, бабушка надвое сказала, а мне нужно с гарантией…»
— С гарантией…
— Вы что-то сказали? — поинтересовалась Евгения Петровна.
— Я? Ах да… — и не заметил, как вслух начал разговаривать, — не обращайте внимания, мысли вслух.
Отвлёкся ненадолго от кровожадных мыслей, возясь с фокстерьером, и проветрившиеся мозги заработали с новой силой. Правда, как это часто бывает, пробуксовав на старте…
Полез в голову Азеф[23], а потом и вся когорта бесславных ублюдков, которых революционеры ненавидят больше жандармов, стремясь уничтожать любыми способами и как можно быстрее…
«— Ах вот оно что! — я усмехнулся, снова кидая палку фокстерьеру, — А ведь действительно, хороша идея! Провокаторы, сотрудники охранки… хм, осталось за малым — уверить в том революционеров!»
Мозг сходу выдал несколько горячечных планов в стиле Монте-Кристо и Рен-ТВ, но хотя парочка из них показалась мне очень интересными, спешить развивать их я не стал. Такое всё это… сложное.
— Самый верный признак истины — простота и ясность, — невольно вспомнился мне Толстой, — Ложь всегда бывает сложна, вычурна и многословна.
— … а кто у нас хороший мальчик? — умилялась хозяйка, а фоксик прыгал вокруг, вилял хвостом и всячески радовался жизни, показывая, что вот он, вот Хороший Мальчик!
— Пожалуй… — я поймал наконец идею за хвост и поспешил раскланяться, — мне пора! Прошу извинить.
Книги, попавшие на Сухаревку, часто пахнут кровью и пожарами. Некоторые фолианты, стоит только покопаться в их истории, окутаны флёром детективных историй, человеческих страстей и мистических совпадений.
Гимназические учебники и «приключения» редко пыхнут дымами и страданиями, а вот старинные книги, рукописные дневники или скажем, тома Британской Энциклопедии, часто таят в себе какую-то Историю, а нередко и не одну! Это свидетели былого благополучия, разрушенных человеческих судеб и горького настоящего. Смерть близких, нищета, наследство дальнего родственника или может быть, остатки имущества, доставшегося после гибели постояльца владельцу меблированных комнат.
Не специально, но я собираю такие истории. Поначалу из обычного любопытства неофита, а после, пожалуй, уже с целью сохранить кусочки Истории для будущих архивов!