Без Царя…

Из моих воспоминаний
Я разожгла костер,
Мои печали, мои радости —
Они мне больше не нужны!
Выброшены влюбленности
С их тремоло,
Выброшены навсегда,
Я начинаю с нуля…
Нет! Ни о чем…
Нет! Я не жалею ни о чем
Ни о хорошем, сделанном мне,
Ни о плохом — все это мне безразлично!
Нет! Ни о чем…
Нет! Я не жалею ни о чем
Так как моя жизнь, мои радости
Сегодня начинаются с тобой!

Песня пульсирует в голове, и я машинально поправляю её, делая не женской, а мужской версией. И только потом, уже выйдя из Университета с вещами, я понял…

… что пел её вслух.

Глава 20 Шестнадцатилетний Талейран из Милютинского переулка, наглость от безысходности и навязчивая идея

Я ни о чём не жалею…

… однако же прощание моё с Советом, Университетом и страной несколько подзатянулось. Финальная сцена, удивительно красивая и кинематографичная, удалась на славу, а затем события скомкались, став совершенно обыденными и неинтересными.

Вышло что-то странное, похожее на сделанную зачем-то вставку в самый конец плёнки, когда уже даже титры с именами актёров второго плана перестали мелькать на простыне экрана. Неудачные дубли, забавные оговорки и какие-то мелкие бытовые сценки, показывающие жизнь полюбившихся зрителям Главных Героев после окончания сказки.

Нечто вроде нарезки из коротких эпизодов после финальной сцены с «… и жили они долго и счастливо», когда режиссёр, то ли не сумев прописать по-настоящему достойный финал, то ли желая потрафить мещанским вкусам клиентов, компенсирует таким образом недостаток таланта.

Впрочем, это сугубо моё виденье ситуации, на истину ни в коей мере не претендую.

Но как бы то не виделась эта ситуация со стороны, ещё несколько дней я вынужден был передавать дела преемникам, разбираться с поставщиками отвечать на многочисленные вопросы, всплывающие то тут, то там. А ещё журналисты, да…

На какое-то время я стал фигурой не то чтобы знаковой и трагичной…

… хотя кого я обманываю! Стал! От этого меня рвёт на части, где с одной стороны вылезает воспитание дражайшего папеньки, с его стремлением «прославить Род» (в чём лично он не преуспел, если не сказать больше!), а с другой — нежелание быть в центре внимания, тем более столь сомнительного.

Нет, я бы не отказался от негромкой славы изобретателя, или скажем, лингвиста. Ну, или промышленника… хотя в последнем не уверен.

Но вот нынешняя моя известность отдаёт дешёвым театром, актёрством самого дурного рода! Отведённая мне роль выпуклая, трагичная, но избыточно пафосная и при этом очень уж скандальная.

А я не из тех людей, которые жаждут любого внимания, и для которых пиар, пусть даже и чёрный, много лучше безвестности.

Благо, мою персону хотя и полощут в прессе, но есть много куда как более интересных событий, так что интерес потихонечку затирается, хотя и не до конца, увы. Постоянно то ссылка на меня, то цитата из недавней речи…

… а уж о намертво приклеившемся прозвище Николая Второго даже говорить не хочу! Точнее — прозвищах, но несколько однообразных, на мой пристрастный взгляд, и все они — со словом Жопа! Да и Царственной Семье досталось… впрочем, ничуть не жаль. Заслужили.

А репортёры нынче такие, что их сложно назвать иначе как «отмороженными» или «отбитыми». С удостоверением прессы мотаются через все посты и кордоны, нарываясь на неприятности и пули…

… и Боже, как они мне осточертели! Ладно ещё репортёры старой школы, хотя и среди них встречаются те ещё шакалы пера, бесталанные и безпринципные, но хотя бы усвоившие правила Игры. Сейчас, когда наступили Интересные Времена, некоторые из них почуяли Возможности, как акулы кровь, и пытаются вскарабкаться повыше к профессиональной вершине.

А новенькие? Вот где трэш! Чёрт те кто… недоучившиеся студенты, гимназисты и конторщики, с дурным энтузиазмом головастиков ринувшиеся строить карьеру журналиста!

Газет, журналов и информационных листков сразу после Октябрьской стало больше порядок, едва только отменили цензуру. За несколько дней!

Дальше — больше… Боюсь соврать, но говорят, на осколках Российской Империи зарегистрировано нынче свыше десяти тысяч печатных изданий, и вы знаете, я верю!

В одной только Москве их порядка пятиста, и хотя большая часть напоминает бабочек однодневок, количество репортёров и желающих таковыми стать, легко можно представить. А ведь всем нужно о чём-то писать…

— … совсем ополоумели, — раздражённо сказал я, комкая газетные страницы, на которых я…

… а вернее, какой-то пафосный недоумок с моим именем, рассуждал о политике и искусстве, откровенничал с репортёром о вещах едва ли не интимных, и всячески демонстрировал отмели своего интеллекта.