Без ума от тебя

«Ты так считаешь, детка? Ну-ну, мечтай», – с растяжкой произнес призрак Скотта Дайера.

Харриет цеплялась за свои слова, разглядывая сердечко на пенке капучино в кофейне при «Уотерстоунз». Они казались все менее убедительными. В разговоре с Лорной она была такой решительной, а теперь, когда дошло до дела, засомневалась.

Харриет припомнилось, как поступали бабушка и дедушка, когда она изводила их, пытаясь добиться своего, – добивалась, и это было очень унизительно.

Она сказала Лорне, что это не месть, но, наверное, покривила душой. Она ненавидела Скотта с невероятной силой. Он категорически отказывался признавать свою ответственность, и переварить это было труднее всего. Можно многое простить, если человек просит прощения, глядя прямо в глаза. Скотт не желал признавать, что сделал больно, держался высокомерно и, прежде всего, перекладывал вину и чувство стыда на нее: это бесило и вызывало отвращение. Это было так глубоко несправедливо. Ей казалось, она попала в кошмар, когда кричишь, а не можешь издать ни звука. У Харриет не было права на суд – ни в метафорическом, ни в прямом смысле. Последнее слово всегда оставалось за ним. Большинство верило его словам, даже не удосуживаясь узнать ее версию.

Да, она злилась и ненавидела его страстно, почти до исступления. Для нее ничего не закончилось. Не видя Скотта, она жила в подлатанном, полупустом доме своего воображения, в котором он как-то страдал. Но вот она увидела его, живым и здоровым, и плотину прорвало.

Харриет посмотрела на конверт в руке – на нем значилось «Марианне», а с обратной стороны он был криво заклеен скотчем. А иначе, если Марианна в пылу работы бросит его на полку, листки могут выпасть, и тогда во время обеденного перерыва весь персонал «Эстило» будет зачитываться ее творением. «Дай-ка мне свой кусочек, в моем, кажется, она уже порвала с ним».

Но подобные представления о благопристойности и приватности были абсурдными – это как врач, который засунул в тебя руку по локоть, а потом, когда ты одеваешься, выходит из кабинета. Харриет отдавала себя на милость совершенно незнакомого человека, который мог поступать с этой информацией по своему усмотрению.

Если Марианна решит использовать ее против Харриет, то тем самым подставит Скотта. Допустим, письмо будет размещено на какой-нибудь платформе – и что с того? Пусть так, Харриет переживет.

Она поняла, что не будет пить остывший кофе, сунула конверт в карман, встала и, обмирая от волнения, направилась в «Эстило». А что, если Скотт ее встречает и она наткнется на них вдвоем? Тогда она запишется на стрижку. Правильно. В конце концов, откуда ей знать, что Марианна работает здесь?

Харриет рывком открыла тяжелую стеклянную дверь, на которой курсивом было выгравировано название, и на нее пахнуло запахами салона. Ароматы муссов и сывороток разносились теплым дуновением полдюжины фенов, и громко звучал привычный ритм-н-блюз.

– Марианна работает сегодня? – обратилась она к девушке-администратору с копной сапфирово-голубых кудрей в стиле поп-арт.

– Она занята с клиентом. Вы по записи?

– Нет. Я хотела переговорить…

Харриет умолкла, испытывая затруднения с более точной формулировкой. Администратор моргнула, жуя резинку.

– Она с клиентом, у нее окрашивание. Освободится минут через сорок пять, не раньше, – она посмотрела на часы. – Зайдете позже?

– В чем дело?

Голос раздался справа, и Харриет увидела Марианну со свадьбы. Без макияжа и каблуков она выглядела гораздо моложе и меньше. В руке у нее была массажная щетка, с рукава футболки свисали зажимы для волос.

Харриет на мгновение потеряла дар речи.

– Вы… вы ведь фотограф со свадьбы Дэна и Ферга, да? – спросила Марианна.

– Да, – Харриет неловко улыбнулась, жалея о том, что тогда столкнулась с Марианной за пределами свадебного зала. Сейчас ее сочтут чокнутой, и это будет заслуженно. – Я хотела передать вам это письмо.

Она протянула конверт – Марианна взяла его, с понятным недоумением покосившись на свое имя в адресном окошке.

– Вот и все.

Харриет направилась к выходу, представляя, как Марианна и Синяя Копна с изумлением провожают ее взглядами.

Всю дорогу до автобусной остановки она успокаивала себя: ты это сделала, ты внесла свою лепту. Твоя совесть чиста! Это было тяжело, но уже все позади.

К сожалению, теперь, когда все было необратимо, она наконец поняла, что имела в виду Лорна. Дело было не в письме – она вырвала чеку из гранаты и швырнула ее через высокую стену. Да, у нее хватило смелости это сделать, но она не понимала, что она делает. Она не представляла последствия.

Знаешь, что, скорее всего, произойдет? Абсолютно ничего.

Эти слова она сказала в воскресенье с небрежной, пренебрежительной уверенностью и, если честно, с легким разочарованием: что бы ни случилось, вероятнее всего, она никогда об этом не узнает – прения пройдут при закрытых дверях без ее участия. Но сейчас она ухватилась бы за такой исход обеими руками.

Глава 25