Без Веры…

– Да что вы, что вы… – пугается там, не отдавая, впрочем, своё добро, – всё моё, от мужа досталось! Он художник, вот краски, кисти…

– А-а! – орёт ещё один, подскакивая к ней и тыча в лицо грязными пальцами, – Знаем мы таких художников! Небось того…

Он подмигивает ей самым скабрезным образом.

– … голенькой позировала?! Ась?! Есть картинки? Я б взглянул!

– Да отстаньте вы, ироды! – женщина чуть не плачет, а я понимаю, что эта троица не конкуренты друг другу, а члены одной спаянной шайки. Сценарий всегда примерно одинаков: сперва одни, с рожами самыми прохиндейскими, доводят жертву до состояния ступора и панической атаки, когда думается только о том, чтобы этот позор закончился!

Потом подключается "степенный купец", то бишь степенный он на фоне этих продувных рожь! Отогнав прочих членов шайки, но не слишком далеко, он утешает нечастную жертву и предлагает сам купить у неё товар.

Настоящей цены никогда не даётся, но жертва рада радёшенька получить за своё добро хоть какие-то деньги! Ну и игра в "хороший-злой" тоже работает.

"– Точно!" – мелькает озарение и…

… я врезаюсь в толпу, хватая её за руку.

– Да что ж вы сюда пошли, тётушка! Пойдём, пойдём отсюда!

– А ну брысь! – луплю по руке рыжего прохиндея, схватившего было меня за отворот рубахи и напоказ катаю желваки, демонстрируя готовность, боевитость и прочие интересные возможности для скандала. Я хотя и не выгляжу серьёзным противником, но по одежде видно, не из простонародья!

Да и лицо такое… не то чтобы вовсе уж породистое, но выразительное. Старше своих лет я не выгляжу никоим образом, но желваки по нему катаются самым замечательным образом.

Лет через десять, если судить по папеньке и сохранившимся дагерротипам предков, будет замечательный типаж для немого кино. С таким хорошо отыгрывать трагических персонажей второго плана, а если добавить немножечко безуминки во взгляд, то маньяков, палачей и злодеев.

Обгавкали меня самым непотребным образом, обещая запомнить, найти и надрать уши, но такие слова я пропускаю мимо ушей. Я не то чтобы такой уж знаток Сухаревки или авторитет, но если вдруг схлестнёмся, мои связи точно перевесят.

– Спаси тя Бог, добрый человек, – начала причитать вдова, едва мы выбрались из толкучки, – Стыдобища-то какая! Рвут, лаются…

Она по-прежнему прижимает к себе узелки и коробки.

– Деньги нужны? – интересуюсь у неё.

– Да и не так, чтобы очень уж, – отвечает та несколько уклончиво, – но и лишними не станут! Картины-то я себе сохранила, а кисти и краски ну куда мне?

– Это я удачно вас выручил, – смеюсь я.

– Ась? – она прижимает к себе скарб.

– Пойдёмте в трактир, что ли… тётушка! Как вас зовут-то?

– Прасковья Никитишна, – опасливо отвечает та, – Никулина. Из разночинцев. По мужу из разночинцев, а так-то из мещан!

– Пыжов Алексей Юрьевич, – представляюсь её, – из дворян. Да пойдёмте уже! Здесь и приличные трактиры есть, в какие зайти не зазорно!

Вокруг Сухаревки и впрямь много трактиров на все вкусы – от обжорок с тухлинкой, до таких, куда не зазорно зайти отпрыску дворянского рода и вдове разночинца.

– Человек! – сходу подзываю к себе мальчишку-полового, – Два чая! Потом видно будет!

Мальчишки и подростки по трактирам обычно не шатаются, но это и не из ряда вон, да и выгляжу я уверенно. Принесли два чая, и поскольку аппетит у меня немного проснулся – баранки.

К местному общепиту я, признаться, отношусь с изрядным предубеждением, памятуя о тараканах и крысах, которых можно встретить даже на кухнях в домах, которые принято называть приличными. В трактирах бываю нечасто, в основном ради антуража и за ради воспоминаний о "России, которую мы потеряли", пребывая в эмиграции.

Вдова, неуверенно присев за чисто выскобленный стол, начала сперва робко, а потом всё более уверенно рассказывать мне историю своей жизни, будто оправдываясь за что-то. Ничего в общем-то примечательного, всё как у всех. Замужество, дети, более-менее обеспеченная жизнь и вдовство.

Дети уже взрослые, выученные, помогают… Муж – художник-самоучка из тех, что всю жизнь рисуют поделки на потребу невзыскательной публике и вполне довольны своей судьбой.

– Матушке подарок хочу сделать, – в свою очередь поведал я, когда женщина на миг замолкла, приложившись пересохшими губами к стакану с чаем, – Признаться, я вам тоже вряд ли дам настоящую цену. Всяко больше, чем эти прохиндеи, но по-хорошему, вам только если среди друзей мужа распродажу устроить.

– Друзей… – вздохнула она, но не стала продолжать тему, – А сколько дашь… дадите, Алексей Юрьевич?

– Смотреть надо, – пожимаю плечами и с хрустом разгрызаю сушку, – кисти хорошие, они дорого могут стоить, но только если совсем хорошие. Краски, опять же… А мольберт, так и не особо нужен, по правде говоря. Его любой толковый столяр за бутылку сделает.

– Ага… – сосредоточенно закивала та и начала показывать своё добро, выкладывая его прямо на столе. Признаться, я не большой специалист и могу судить только приблизительно, навскидку.