Без вести пропавшая

Бэйнса, казалось, это довольно сильно позабавило. Он мог бы дать мальчикам и девочкам несколько советов как отлынивать от игр! Ей-богу, он мог. Но это вина учителей. Преподаватели игровых уроков были чертовски ленивы – хуже, чем дети. Некоторые из них даже не затрудняли себя переодеванием в спортивную форму. И вообще там было так много мероприятий: фехтование, дзюдо, настольный теннис, легкая атлетика, лапта, баскетбол – подобное самовыражение полный нонсенс. Никто не знал, кто придет на занятие, кого ожидать, когда и где. Чертовская глупость. Дело немного ужесточилось с приходом нового директора, но улучшилось ненамного. У Бэйнса складывалось впечатление, что при всех его возможных достоинствах, Филлипсону еще предстоит пройти долгий путь. Где они прячутся? Мест множество. Он однажды нашел с полдюжины курилок, в то время как в самой школе было практически пусто. Очень немногие из них просто уходили домой, хотя, некоторые из них не приходили вовсе. Однако, как и директор, он по вторникам после обеда, на самом деле, не присутствовал в школе. Это была не плохая идея, хоть раз в неделю пораньше уходить с работы – иметь свободное время во второй половине дня. Директор школы пытался сделать такой график для всех сотрудников. Соединить все их свободные периоды вместе, и пусть они отсутствуют или утром, или после обеда. Проблема была в том, что это означало чертовски много работы для парня, который составлял расписание занятий. Для него!

Пока он говорил, Морса заинтересовала горечь, явно проступавшая в его отношении к Филлипсону; захочет ли он, случись что, бросить спасательный круг тонущему рулевому? Он вскользь упомянул, что знает о постигшей Бэйнса неудаче с работой; и купил еще пива. Да (признался Бэйнс), ему немного не повезло, и возможно, не один раз. Он считал, что мог бы руководить школой, и более того, Морс чувствовал, что он был прав. Жадный и эгоистичный (как большинство мужчин), но проницательно компетентный. Прежде всего, подумал Морс, он бы воспользовался властью. Но теперь, когда осталось мало шансов на власть, возможно, возник определенный элемент темного удовлетворения от наблюдения за неадекватностью других и тихая радость от их неудач. Этому не было ни одного слова в английском языке. Немцы называют это Schadenfreude[17]. Получит ли Бэйнс эту работу, если Филлипсона уволят, или если по какой-то причине он должен будет сам уйти? Морс думал, что обязательно получит. Но как далеко он зашел бы, активно способствуя такой ситуации? Хотя, может быть, Морс как обычно приписывал слишком много цинизма своим ближним, поэтому решил перенести свое внимание на простодушного человека, который сидел напротив него, открыто и занятно рассказывая о жизни в общеобразовательной школе.

– Вы когда-нибудь учили Вэлери? – спросил Морс.

Бэйнс усмехнулся.

– В самом начале – как раз в течение года. Она тогда путала трапецию с батутом.

Морс тоже улыбнулся.

– Она вам нравилась?

Это был отрезвляющий вопрос, и проницательность снова засветились в глазах Бэйнса.

– Все было при ней.

Но это был странно неудовлетворительный ответ, и Бэйнс это понимал. Он начал тараторить о ее академических успехах или, вернее, отсутствии таковых, а потом съехал на байку о том, как нашел сорок два варианта написания слова «равнобедренный», проверяя работы первогодок.

– Вы знакомы с миссис Тэйлор?

– О, да.

Он встал и предложил, пока было время, еще по одной пинте. Морс понял, что поворот в разговоре был сделан сознательно, и почувствовал сильный соблазн отказаться. Но он этого не сделал. Во всяком случае, он собирался попросить Бэйнса о довольно деликатной услуге.

Морс спал беспокойно в ту ночь. Ломанные изображения крутились в голове, как битое стекло, усыпавшее свалку. Он ворочался в постели; но веселая карусель вышла из-под его контроля, и в 3.00 утра он встал, чтобы сделать себе чашку чая. Вернувшись в постель перед рассветом, он попытался, закрыв глаза, сосредоточиться на точке в трех дюймах перед носом, и постепенно механизм круговерти начал замедляться, все медленнее и медленнее, а затем совсем остановился. Ему приснилась красивая девушка, медленно расстегивающая верхнюю часть кофточки, ее бедра чувственно покачивались над ним, в то время как молния на ее юбке скользила вниз. А потом она положила длинные тонкие пальцы на свое лицо, отбросила маску в сторону, и он увидел лицо Вэлери Тэйлор.

Глава четырнадцатая