Без вести пропавший (СИ)

Только присел на кровать, в лекарскую вбежала девушка со шкатулкой в руках. Стройная, аккуратная, высокая. Тёмно-зелёное шёлковое платье, длинное, свободно ниспадающее, носы туфелек едва выглядывают. По подолу и по груди золотое шитьё. Вырез платья скромный. На шее, на серебряной цепочке и в серебряной оправе висел прозрачный зеленоватый плоский камень.  Каштановые волосы убраны в косу и свёрнуты на затылке, закреплены шпильками с зелёными камешками. Серо-зелёные большие глаза миндалевидной формы смотрят с отчаянной решимостью и с затаённой надеждой. Носик прямой, аккуратный, скулы высокие, подбородочек кругленький.

Всё это Фёдор одним взглядом увидел. И фигуру по-мужски оценил. Породистая. Не крестьянка, уж точно. Матушка Фёдора тоже была породистой, стройной, высокой. Отец, хоть и был кузнецом, но низкорослым, жене до подбородка лишь доставал. А уж поиздевался он над ней, поизголялся вдосталь. Любви-то между ними не было. А откуда она возьмётся, если они друг друга в церкви увидели. Отцы сговорились да и оженили их. Как пьяный напьётся, так вся семья из дому вылетала в чём была, даже зимой. По соседям не прятались. Мать стыдилась, сор из избы не выносила.  Летом под яблоней ночевали, а то на сеновале и в клети. А уж когда Фёдор в силу вошёл, шестнадцать лет исполнилось, встал на защиту матери, руку отцовскую удержал, вот тогда и прекратились материнские мучения. А к шестнадцати-то годам Фёдор уже выше матери вымахал да на кузне силушки набрался. Хоть и худой был, да жилистый. Помаши-ко молотом изо дня в день. Отец не любил его, потому что в мать пошёл и непокорный уж слишком был, своевольный.

- Джулиус, – окликнула девушка лекаря грудным голосом, выдернув Фёдора из воспоминаний. – Как состояние раненого?

- Здоров, почти, хозяюшка, – сообщил лекарь, с доброй снисходительностью глядя на девушку.

- Что значит почти?

- Раны у него особенные, слабо поддаются лечению, а магии у него с коготок чвирка (воробья).

- Как твоё имя, пришелец? – обратилась она к Фёдору.

- Фьёдор у него имя, – ответил Джулиус.

- Джулиус, я не тебя спросила, – холодно одёрнула лекаря девушка.

«Ого! А девица-то с характером», – подумал Фёдор, тяжело вставая с кровати.

- Сиди, сиди, – девушка подскочила к нему, мягко нажимая на правое плечо.

Фёдор вернулся в прежнее положение, слегка поморщился.

- Болит? – участливо спросила.

- Немного побаливает, если потревожить.

 Вблизи он разглядел, что она не так уж юна, как ему показалось в начале. Это была женщина, хоть и выглядевшая юно, лет двадцати, но пережившая, или ещё переживающая большое горе.

- Моё имя Элоизалия, но ты можешь меня называть Элоиза. Джулиус, вот, как ты велел, – поставила на стол шкатулку. – Пит сейчас подойдёт. Я его на кухню отправила за бульоном.

Вошёл Пит, неся на подносе глиняную кружку на пол-литра и небольшой ломтик хлеба. Поставил на стол. На Фёдора пахнуло крепким наваристым куриным бульоном. Желудок отреагировал голодным болезненным спазмом.

- Поешь, Фьёдор, – пробасил Пит, подставляя к столу стул. – Тебе сейчас кроме бульона и лечебного хлеба ничего нельзя. Через два часа поешь более сытно.

Фёдор  подошёл к столу, сел на стул и поспешно схватил кружку обеими руками, поднёс к губам. Горячий, но не обжигающий бульон плеснулся в рот. Первый жадный глоток прокатился по пищеводу и растёкся теплом по желудку, ещё более разжигая аппетит. Второй глоток был уже более спокойным. Фёдор взял хлеб, понюхал. Кроме хлебного духа почувствовал аромат какой-то приправы, не знакомой, но приятной. Судорожно вздохнул и начал есть, откусывая хлеб и запивая бульоном. Ел размеренно, спокойно, смакуя и не обращая внимания на присутствующих людей.

Сколько он не ел? В полевом госпитале  давали жидкую овсяную кашу, сдобренную подсолнечным маслом. Кормили ли перед отправкой, Фёдор не помнил, потому что часто уходил в бредовое состояние. Мозг работал вяло, память подводила. Ему сказали, что он спал трое суток. А до этого? Сколько времени он здесь?

Фёдор поставил пустую кружку, вытер губы салфеткой, заботливо поданной хозяйкой.

- Благодарствую, госпожа, – встал со стула и слегка склонил голову, обозначив уважение и благодарность.

- Нет, нет, – подошла почти вплотную Элоизалия, легко коснулась левой руки. – Нет, Теодор, нет, – проговорила мягко, а в глазах слезинки вот-вот выплеснутся. – Я для тебя не госпожа.

Поддерживая, помогла дойти до кровати. После еды на Фёдора накатила слабость.

- Посиди пока. Мы сейчас быстро, потом уйдём отсюда.

А потом… потом Фёдор наблюдал странную сцену. Шкатулка была открыта. В ней что-то лежало. Лекари по одному подходили, сделав надрез на пальце и назвав себя, капали кровью на это нечто и произносили клятву о сохранении тайны сийра Теодора ду Кэррогес-Грэфикс и сийры Элоизалии ду Кэррогес-Грэфикс. Когда капля крови попадала на предмет, лежащий в шкатулке, появлялась вспышка сияния. Закончив с принятием клятвы, графиня закрыла шкатулку.