Дэвид Адамс, как и Хэмиш Синклер, кажется физическим воплощением географии и культуры родных ему мест. Он держится более строго, выбирает слова. Он серьезный, неразговорчивый и не такой задорно-дерзкий в общении с мужчинами, которые приходят на его семинары. У него седоватые кудрявые волосы, усы и, как у многих социальных работников, – своя детская травма. Жестокий, эмоционально незрелый отец. Мать, которая смотрела на это сквозь пальцы. Самое первое воспоминание Адамса восходит к тому времени, когда ему было четыре, и бабушка со стороны матери привела его к гранитному карьеру, где работал отец. По словам Адамса, бабушка ненавидела отца, а он отвечал ей взаимностью. В тот день маленький Адамс стоял на краю карьера вместе с бабушкой, и она указала на одну из крохотных точек – мужчин, работающих глубоко внизу – и сказала: «Вон он, твой папа». Адамс не согласился, сказав, что папа гораздо больше. Просто невозможно, чтобы он был этой крохотной песчинкой размером с муравья, если смотреть с такого ракурса. Но со временем Адамс понял, каким маленьким был его отец. А еще он понял, что не должен быть на него похожим. Это был самый долгий и важный урок в его жизни. Урок, который сегодня Адамс называет подарком своей бабушки. Вырастая, мальчик избрал для себя миссию – отличаться от отца как можно больше. Отец не воспринимал образование всерьез и считал, что мальчики должны быть грубыми. Адамс двадцать лет корпел над книгами, пока образование, которое так презирал отец, не позволило ему вырваться. «Дети понимают всё буквально, – говорит Адамс, – и то, что я не обязан быть как он, стало для меня открытием».
По прошествии времени Адамс создал программу, широко известную как первая программа профилактики насилия – Emerge – программа контроля над агрессивным поведением. Дулут и Emerge – две программы, которые особенно часто копируют по стране. Программа длится сорок недель и охватывает широкий спектр тем: от последствий насилия для членов семьи до ревности и здорового общения. Кроме того, несколько лет назад Emerge начала проводить тренинги для родителей. Адам говорит, что никто не хочет, чтобы его называли «агрессором», и поэтому Emerge перефразировали некоторые формулировки, описывающие программу. Сейчас около 30 % участников приходят по собственному желанию, а остальных обязывает суд (по стране в подобных программах добровольно участвуют всего пять процентов мужчин).
Программы Хэмиша и Адамса объединяет важный фактор: они обе зародились благодаря тому, что женщины, феминистки, побудили общественников к действию, рассказали им, что нуждаются в мужской поддержке. Они хотели, чтобы эта борьба стала общей.
Как-то раз Адамс рассказал мне историю женщины, которая принесла на встречу группы записи разговоров со своим мужем-агрессором. На записи мужчина говорил примерно такие вещи: «Я безумно тебя люблю, поэтому мне рвет крышу, и я слетаю с катушек». Впервые Адамс услышал и понял, какими хорошими манипуляторами могут быть абьюзеры. Как они романтизируют свою жестокость и ревность. Любимое оправдание: «Я так тебя люблю, что становлюсь таким из-за тебя». Рационализация: «Я бы не сделал X, если бы не твое Y». Обвинение и отрицание. Адамс и другие исследователи описали сценарий подобных высказываний. Абьюзеры преуменьшают жестокость, рационализируют свое агрессивное поведение и обвиняют жертву. И это работает. Триада одного цикла: преуменьшение, рационализация, обвинения. А потом наступает раскаяние. Проникновенные слезные извинения, обещания вести себя лучше, обожание и признания в любви. Поразительно, но все агрессоры следуют этому сценарию.
Как-то утром я сидела на слушании по бытовому насилию в суде Кливленда, и в одном деле обвиняемый постоянными звонками жертве нарушил запрет на контакты. Выяснилось, что он позвонил ей более четырехсот раз за три недели. Она отвечала примерно в 20 % случаев. Обвинитель – Джоан Баскон – включил для суда небольшую подборку записанных звонков, пока обвиняемый с обритой головой и в зеленой тюремной униформе, усмехаясь, стоял перед судьей Мишель Эрли. Вот кое-что из того, что агрессор говорил жертве: