Без видимых причин

— Разгадать можно все… Но я счел, что когда мир валится в тартарары и гибнут тысячи людей, вы не станете копаться в истории юнца, застрелившегося из любви к экзальтированной гусыне… — Внезапно он истерически расхохотался. — Боже мой, я думал, что делаю дело, а вы… Вы дергали меня за нитки, как картонного паяца….

Мещеряков перестал смеяться так же внезапно, как начал, бессильно привалился к стене, закрыл глаза.

— Ошибка в расчете, — произнес он бесцветным голосом. — Что же, сегодня наш выигрыш, завтра — наш…

— Это в картах, — жестко сказал Дроздов и встал с пар. — А в жизни… Жизнь — не пасьянс. Мы не уберегли Ямщикова, но мы защитили его чистое имя.

Дроздов двинулся к дверям.

— У меня просьба…

Дроздов обернулся.

— Па заимке остался Шериф, — сказал есаул. — Он не виноват…

— Хорошо, — кивнул Дроздов. — Что-нибудь придумаю.

Он стукнул в железную обивку двери. Открылся «глазок», загремел ключ в замке.

Машинист дал свисток, и древний паровоз окутали клубы пара. Ободранный состав дернулся и, лязгнув буферами, снова замер. Облепившая поезд толпа загалдела громче.

По слабо освещенному ночному перрону шли Камчатов и Дроздов. Дроздов нес маленький фанерный чемодан с висячим замком. Остановились у вагона.

— Думаю, ненадолго ты домой, — сказал Камчатов. — Как бы в Харбин ехать не пришлось. Мещеряков все выходы дал. А ты расклад знаешь. И в роль вошел.

— В Москве пусть решают, — сказал Дроздов. — Им виднее… И вот еще что — там, на заимке, пес остался, сирота, Шерифом звать. Ты возьми его себе, а?

— Не загрызет?

— Тебя загрызешь, — улыбнулся Дроздов. — Договорились?

Камчатов кивнул.

Паровоз пронзительно загудел. Поезд снова дернулся и тихонько пошел, набирая ход. Они обнялись, и Дроздов вскочил на подножку.

— Бывай! — крикнул он Камчатову. Камчатов помахал рукой. Он еще долго, пока светились в темноте сигнальные огни хвостового вагона, смотрел вслед уходящему поезду.