Звонок. Оля посмотрела в дверной глазок: Окунев. В той же черной толстой куртке, снова такой же небритый. Еще более уставший взгляд.
– Входите, Георгий Михайлович. – Да, удивительная все-таки способность с лету запоминать имена полицейских. – Даже боюсь предположить, что привело вас ко мне. Что, снова кто-то умер?
Окунев вошел. Привалился к двери, тяжело вздохнул, глянул на нее почти с болью. Кивнул.
– Боюсь, что да.
Она почувствовала, что бледнеет.
– Кто?
– Ваш недавний гость. – Еще один вздох. – Иван Андреевич Галкин.
– Господи, нет! – вырвалось само собой.
Пускай этот дядька ей совсем не понравился, она вовсе не желала ему зла. И потом, он был отцом Степана, который празднует сейчас на даче у соседки Аллы Ивановны. Веселится и ни о чем таком не догадывается. Сама-то она Степана почти не помнит, но Алла Ивановна им просто очарована.
Только это все здесь при чем?
– Как это случилось? Когда?
– Пару часов назад его труп был обнаружен, не поверите, на том самом месте, где убили вашего бывшего парня Вадима Синева. Место такое проклятое, что ли? Зачем он туда поперся, да еще в новогоднюю ночь? Вот старый дурак!.. Послушайте, гражданка Волгина, можно я пройду, а?
Его правая рука неуверенно застыла на верхней пуговице толстой черной куртки.
– Входите уже, раз пришли, – махнула она рукой и поплелась в кухню.
Что-то подсказывало, что сейчас Окунев точно не откажется от кофе.
Он шуршал в прихожей своей нелепой курткой. Потом крикнул, нужно ли снимать ботинки. Оля прокричала в ответ, что, если его не затруднит, она была бы признательна. Даже подсказала, где найти гостевые тапочки, но Окунев тапки искать не стал.
Вошел в кухню в носках, сразу сел за стол. Странно, что на то же самое место, где не так давно сидел Галкин. Таким же пустым, пугающим взглядом уставился в окно. Их там учат, что ли, взглядам таким, безучастным, непроницаемым? Или он просто смертельно устал и борется со сном?
– Кофе будете? – Оля уже доставала кофейные чашки.
– Кофе? – Окунев помолчал и вдруг попросил почти жалобно: – А нет ничего съедобного, Ольга Викторовна? Уж простите великодушно, но сначала дежурство, потом, не успел до дома доехать, вызов на происшествие. Там на морозе проторчал три часа. Понимаю, это не по уставу, но… Просто в голову ничего не лезет, так есть хочется. А разговор у нас с вами получится не на пятнадцать минут.
– Оставьте, Георгий Михайлович. Все равно мне одной столько не съесть. Зачем-то готовила, хотя знала, что никто не придет.
– Я пришел. – Он пожал плечами, неуверенно улыбнулся и тут же смутился. – Извините.
Оля шагнула к холодильнику. Не зря хлопотала, хоть кому-то польза.
Достала утку из контейнера и прямо в фольге сунула в духовой шкаф на подогрев. Вытащила пару контейнеров с салатами, снова наполнила ими салатники. Тарелочку с сыром вытащила из-под пищевой пленки. Через пять минут накрыла стол. Поставила перед Окуневым чистую тарелку, разложила приборы, подала чистую льняную салфетку.
– Вы бы руки вымыли, Георгий Михайлович. На труп ведь выезжали.
Он резво вскочил, метнулся в ванную и там долго плескался. Когда вернулся, щетина на лице была влажной. Точно, боится уснуть.
Только сейчас она, наконец, внимательно его рассмотрела. Без куртки он оказался даже стройным. Длинные крепкие ноги в узких черных джинсах. Черный джемпер крупной вязки с высоким горлом. Широкие плечи, короткая стрижка. Небрит, как в прошлый раз. Глаза карие, нос с горбинкой, рот очерчен жесткой линией.
Мужик! Так, наверное, сказал бы Олин покойный отец. Интересно, как бы отнесся к тому, что Окунев мент? И что Оля кормит его за столом, купленным на его деньги? Да еще в новогоднюю ночь!
Мужик.
Нет, все равно отец бы сказал, что это мужик, пусть и мент. И уж точно не назвал бы его сусликом. Хотя Вадик не был похож на суслика, ни капельки. Да, не по-мужски утонченный, даже изнеженный, и мускулатуры у него, как у Окунева, не было, и брился он иногда пару раз в день. И брови иногда подщипывал. Но ведь не суслик! И чего отец его так назвал?..
Три куска утки, которые Оля положила Окуневу на тарелку, исчезли почти мгновенно. Салатники тоже почти сразу опустели.
– Очень вкусно!.. Нет, надо же, как вкусно! Гражданка Волгина, ваш покойный жених, уж простите, дураком был! – урчал Окунев, не поднимая взгляд от тарелки. – Так вкусно я тысячу лет не ел.
– Как погиб Галкин? – сурово оборвала его Оля.
Она не позволит никому обсуждать покойного Вадика. И уж тем более вмешиваться в их отношения. Это к делу не относится. Теперь не относится.
Она стояла у окна, не решаясь присесть напротив Окунева. Это выглядело бы слишком интимным, доверительным, что ли. Она часто сидела напротив Вадика, когда тот ел. Он ел неторопливо, аккуратно, даже красиво. Не то что этот варвар Окунев.
– ДТП, – коротко отрезал гость и глянул в ее сторону исподлобья. – С виду заурядное ДТП.
– А при детальном рассмотрении все не так просто?