Без вины преступница

– И вы поверили, что я девушка его сына и Иван Андреевич идет меня навестить именно по этой причине? Сразу после вас! Через несколько часов после убийства моего бывшего парня! Не сходится, Георгий Михайлович. – Оля выключила воду, отобрала у него полотенце. Дернула за рукав черного джемпера. – Что вы подумали, когда увидели его входящим в мой подъезд? Только честно!

– Ох, непросто с вами, гражданка Волгина. – Окунев потер небритые щеки ладонями. – Что я подумал? Подумал, что папашка для сына суетится. Он нередко нам дорогу перебегал – вел расследования в частном порядке. А Степка потом сливки снимал. Получал благодарности, премии. Вот я и подумал, что это очередной такой случай.

– Вы ошиблись, гражданин Окунев, – передразнила его Оля. – Галкин пришел ко мне не как к невесте своего сына. И не для того, чтобы помочь ему вести расследование и продвигаться по карьерной лестнице. Он пришел сообщить мне, кем на самом деле был убитый Вадик.

– И кем же он был, ваш бывший парень?

– Вадим Синев, мой бывший парень, – отчеканила Оля, – был сыном человека, которого, как считает следствие, убил мой отец. Убил при ограблении банка много лет назад.

– Что-о?

На этом затяжном «о» Окунев осип. Попятился театрально, опустился на стул. Смотрел на Олю несколько минут не моргая. Потом мотнул головой, разгоняя то ли оцепенение, то ли дремоту, и спросил:

– А кто ваш отец, Ольга Викторовна?

– Мой отец…

Оля свернула влажное полотенце и сунула его на батарею. Глянула на Окунева сердито. Как будто это он был виноват в ее не слишком аристократическом происхождении.

– Мой отец, как оказалось, был вором-рецидивистом. Виктор Деревнин – не слышали о таком?

– Нет. Не доводилось.

– А вот Галкин его, оказывается, очень хорошо знал. Более того, вел его последнее дело много лет назад. И за это дело, как он утверждает, и лишился и звания, и должности.

– Ничего себе! – забормотал Окунев, растерянно озираясь по сторонам. – Но к вам-то он зачем пришел?

– Уместнее было бы спросить его, но теперь уже не получится. Сидел здесь, нес какую-то ахинею насчет ружья, которое долго висело на стене, а теперь выстрелило. Говорил, что мне теперь нужно очень бояться и что ружье недаром выстрелило в мою сторону. Бред какой-то.

– А что Степа? – нахохлился Окунев.

– А при чем Степа?

– Интересуюсь, он ваш парень или нет. Галкин мне соврал?

Ее так и подмывало спросить: «А вам какое дело, гражданин Окунев?» Не спросила, только помотала головой.

– Нет, он не мой парень. Я даже лица его не помню, если честно.

Что означает эта улыбка Окунева, она не поняла. Решила, что он радуется, что их со Степой профессиональные интересы на ней не сомкнутся. И тут же зачем-то добавила:

– Правда, разведка донесла, что он сегодня очень интересовался моей скромной персоной.

Улыбка угасла, глаза стали темнее. Окунев снова потер щетину на лице. Самое время ему сейчас встать и уйти. Вот именно на этой ноте просто встать и уйти. А он зачем-то спросил:

– Так чего вдруг Галкин вашего отца обвинил в своем увольнении?

– Не отца, а дело об ограблении банка, в котором мой покойный, – она подчеркнула это слово, – покойный отец играл главную роль. И еще тех людей, которых Галкин подозревал в соучастии, но доказать ничего не смог. Им удалось уйти от ответственности, понимаете? Потому что мой покойный отец их не сдал. Взял всю вину на себя. А люди оказались влиятельными. По словам Галкина, он не имел права не то что подозревать их в чем-то, но даже дышать в их сторону.

– Ого!

Окунев развернулся к столу, сложил руки, как первоклассник. Посидел так минуту, потом протяжно зевнул и медленно пристроил на руки подбородок.

– А ваш покойный отец, стало быть, убил отца вашего жениха? Правильно я понял?

Оля, не распознав первых признаков погружения, только кивнула.

– Да. Галкин считал, что Вадик в моей жизни появился не случайно. Что он решил отомстить отцу…

Ее перебил громкий храп. Окунев спал, сидя за столом и плотно прижав заросший щетиной подбородок к ладоням.

– Эй, – возмущенно окликнула его Оля, – вы что, спите? Не спите, слышите? Нельзя здесь спать!

Храп на секунду прекратился. Окунев даже попытался открыть глаза, но без толку. Что-то даже забормотал, будто оправдывался. Но так и не проснулся.

– Только этого мне не хватало! – Оля была в полной растерянности. – И полицию не вызовешь!

– Не надо полицию, – жалобно прошептал Окунев и снова захрапел.

Она проторчала возле него минут десять. Рассматривала его сонное лицо, казавшееся странно беспомощным. Даже потолкала в плечо, обтянутое черным джемпером. Нет, не вышло. Ничего не вышло из попыток разбудить Окунева.

Оля покинула кухню на цыпочках. Выключила верхний свет, оставила только пару точечных светильников под навесными шкафами, чтобы он, проснувшись, не стал крушить ее мебель. Взбила подушку на диване в гостиной, где два часа назад сама ворочалась без сна. Свернула плед и положила его на подушку. Для Окунева.