– Уходите! – приказала она и резко выбросила руку в сторону двери. – Я устала от вас обоих! Мне нечего вам сказать. И помочь в расследовании тоже нечем. И клада у меня нет! Уходите!
Галкин с Окуневым молча поднялись и друг за дружкой двинулись к выходу. Георгий обулся, натянул толстую черную куртку и сразу стал неповоротливым и громоздким. Степан застегнул под самым подбородком модный яркий пуховик. Встали плечом к плечу и требовательно на нее уставились.
– Что? – вскинулась она. – Что еще?
– Если вдруг вы что-то вспомните, даже то, что может показаться вам несущественным… – начал бубнить Окунев.
– Непременно позвоните, – перебил Степан Галкин.
– Мне нечего вспоминать, – отрезала Ольга.
И тут же вспомнила о странном человеке на большом внедорожнике, который обметал снег с номера ее машины.
Рассказать или нет? Рассказать?..
Нет, не станет она им ничего рассказывать.
Этот человек мог явиться к ним во двор без всякой связи с ее делами. Просто заблудился. Просто перепутал дворы. И просто решил, что обметать все номера подряд, отыскивая нужный, бесполезное занятие, поэтому и уехал.
Не станет она им ничего рассказывать. А вот Алле Ивановне расскажет. Та непременно что-нибудь посоветует. Потому что умница и потому что в их дружеских отношениях нет и тени корысти.
Они ушли, Окунев и Галкин, сердито толкаясь в дверном проеме. Галкин все пытался навязать ей свой номер телефона, но она отказалась. Окунев этого делать не стал – знал, что его номер остался в памяти ее мобильника. Он ведь звонил ей ночью.
Она вернулась на кухню, подошла к окну. Через несколько минут из подъезда вывалились эти двое. И сразу разошлись в разные стороны. Ни один так и не поднял глаза на ее окна.
Вот-вот, это еще раз подтверждает ее догадки. Она им нужна только для дела. И нечего было наряжаться, им бы и тапки с собачьими мордами сгодились.
Глава 8
Загородный дом его матери не был виден за снежными шапками, венчающими низкорослые ели. Дом тоже был невысоким: конек крыши летом выглядывал из-за забора метра на полтора, не больше. Мать предпочла одноэтажное строение с глубоким теплым подвалом, в котором обустроила себе спортзал и небольшой бассейн.
– Очень мне надо на старости лет ломать ноги на лестницах! – фыркала она на все предложения архитекторов. – Один этаж, но какой!
– Какой? – вытягивали шеи архитекторы.
– Просторный.
После долгих переговоров и бесчисленных изменений получилось нечто громоздкое, расползшееся почти по всему участку. Низкорослым елкам еле-еле нашлось место вдоль забора. Машину мать вкатывала от ворот прямо в гараж, въездная дорожка в три метра не считается. Степану парковаться на ее участке было негде, так что свою машину он всегда оставлял за забором. И в сам дом попадал не сразу. Своих ключей у него не было – мстительная прихоть матери. А на его звонки здесь не всегда спешили открывать.
Да он и не часто навещал мать в этом доме. Они встречались все больше на нейтральной территории: в кафе, в ресторанах, в гостях у общих знакомых. В квартире у Степана мать не была ни разу.
– Степа – взрослый мальчик, у него своя жизнь, и ни к чему мне в нее вторгаться, – повторяла она своим приятельницам, боясь признаться, что он не позвал ее к себе ни разу. Ключей от его квартиры у нее тоже, естественно, не было.
Он запер машину, повертел головой, осматриваясь. Других машин не видно, следов их недавнего присутствия – тоже. Значит, мать или одна, или привезла кого-то на своей тачке.
Он вздохнул, вспомнив ее последнее увлечение, на три года моложе самого Степана. Подошел к калитке, позвонил – раз, другой, третий. Тишина.
Спит, что ли? Она здесь, в доме, он это точно знал. По его сведениям, после встречи Нового года мать прямо из ресторана направилась за город. Это было в начале четвертого утра, сейчас пятнадцать ноль-ноль, давно пора было выспаться. Почему же она не открывает?
Степа не выдержал и минут через десять полез через забор. Мать терпеть этого не могла и грозилась сдать его участковому, если он попробует забраться еще раз. Он послушался и пару лет назад прекратил ее пугать.
Но сегодня был особый случай. Сегодня погиб его отец, ее бывший муж. Должна же она об этом узнать.
Он ловко спрыгнул в глубокий снег, обогнул ель и пошел к крыльцу. Отряхнулся еще на ступеньках, потопал громко, похлопал себя по рукавам, стараясь произвести как можно больше шума. Бесполезно, мать на все эти звуки никак не отреагировала.
Не дай бог, заперто. Что ему тогда, назад прикажете ехать? Не станет же он молотить во все окна подряд! А какую комнату мать сегодня выбрала в качестве спальни, можно только гадать. Она любила перемещаться по дому с подушками и одеялом.
Дверь оказалась незапертой. Степан вошел в просторный холл, огляделся. Чисто, тихо, свет нигде не горит.
– Мам! – позвал он негромко и прислушался. Тишина. – Мам, ты дома? Мама!
Где-то хлопнула дверь. Или ему показалось? Шагов слышно не было, зато, он мог поклясться, где-то оглушительно храпели. Значит, мать все же притащила очередного ухажера.
– Мама! – заорал Степан. – Мама, выйди, пожалуйста, ты мне срочно нужна!