Без виз и паспортов

День прошел спокойно. Вечером трава и деревья обильно покрылись росой. Земля дымилась, и сквозь клубящийся туман смутно виднелся берег реки. Дом оцепили. Похилько и Данильченко постучали в дверь. Хозяева долго не открывали. Но вот в небольшом окошечке появился блеклый свет.

— Кто там?

— Открой, узнаешь!

Щелкнула металлическая щеколда, жалобно проскрипели петли. Показался щупленький мужчина с керосиновой лампой в дрожащей руке. Блеклый свет едва пробивался сквозь закопченное стекло.

— Куда и зачем ездил днем?

— До млина, Панове.

— Лодка твоя? — спросил Данильченко.

— Човен, Панове, так, так…

— Мы переправимся на тот берег и оставим его у старой березы.

Хозяин поставил лампу на стол, подошел к Филиппу Похилько, приняв его за старшего. Вдруг он широко улыбнулся. Лицо его просветлело.

— Пан командир, вы советские десантники, — голос поляка дрожал от волнения. Не ожидая ответа, он радостно продолжал: — Родные мои, милые! Садитесь. Мы же вас заждались. Крыся, чертова баба, вставай! Гости у нас желанные. Может, они знают, где наш Лешек?

Пани Крыся растопила печь, вкусно запахло картошкой. Хозяин дома Станислав Михальский достал из тайника бутылку вина и сказал:

— Подался наш Лешек в сентябре тридцать девятого года в Советский Союз. До этой весны ничего о нем не знали, а вот в конце марта слух прошел: наш сынок уже подпоручик[2], командир роты в польской дивизии имени Тадеуша Костюшко. Может быть, вы его там видели?

— Нет, Станислав, не видели мы Лешека. У нас другая военная специальность, но раз он с нами, значит, хорошего ты воспитал сына. — Комиссар пожал Михальскому руку. — А вот это сам почитай и другим покажи.

Похилько передал Станиславу «Правду».

— О-о… Газета советская?!

— Да, друг, она из Москвы.

Вскоре к дому Михальского подошли остальные десантники, и пани Крыся с сияющим от восторга лицом приняла из рук радистки подарок — кусок парашютного шелка и катушку ниток.

Михальский проводил нас к реке. Мы подождали, пока туман лохматыми космами прижался к воде. Станислав показал, где удобнее и безопаснее пересечь Сан.

Переправа оказалась очень трудной. Не будь с нами Михальского, вряд ли мы справились бы с лодкой. Но Михальский оказался опытным гребцом. Полвека он прожил на берегу Сана и знал все его весенние повадки и капризы. Прощаясь с поляком, мы крепко обняли его.

— Мы, отец, прилетели в Польшу без немецких виз и паспортов. Гости, так сказать, незваные. Сам понимаешь, говорить о нас пока не надо. Спасибо тебе, верный товарищ. Мы еще с тобой встретимся. Жди нас в гости.

— Вот тебе, друг, на добрую память портсигар. Бери, хозяин, бери, — слышались голоса партизан.

— Чекаты буду, Панове, — отвечал растроганный Михальский.

На прощание я предупредил Михальского:

— Следите, отец, за гитлеровцами. К вам придут мои люди. Запомните пароль: «Мы плавали в одной лодке».

Ближайшим населенным пунктом на нашем пути была Лишня. Глянешь на карту — село будто совсем рядом, а в действительности требовалось пересечь два хребта, поросших буковым лесом. Первая же сотня шагов показала, как трудно идти напрямик без тропки. Буковые ветки хлестали по лицу, по рукам, цеплялись за одежду и обувь. Мы буквально продирались сквозь

Впереди группы шел неутомимый начальник разведки Андрей Николаевич Кучеров. Когда-то он жил на Кубани, пахал землю, ходил за лошадьми, косил сено, молотил пшеницу, ездил в ночное. Сероглазый Андрей имел сильные руки, добрый нрав, пытливый ум.

Двадцатилетним парнем он надел красноармейскую гимнастерку. Началась военная служба. Смышленого солдата послали учиться. В начале войны младший лейтенант Кучеров познал горечь отступления. В отряде имени Пожарского он был старшим группы разведчиков, а потом — начальником разведки. Андрей смело ходил по тылам врага, брал «языков», минировал дороги. Отличился он осенью 1943 года, когда через линию фронта перевел сто восемьдесят допризывников. Шагая по польской земле, он еще не знал, что за смелость и находчивость награжден орденом Красной Звезды.

Подъем становился все круче. Мы удалялись от реки, но в порывах ветра еще чувствовалась ее свежесть. Неожиданно тропинка оборвалась и начался крутой спуск.

— Ну, теперь, кажется, легче будет, — сказал комиссар.

Впереди снова шел начальник разведки, за ним Михаил Данильченко, потом радисты и комиссар. Как говорится, все познается на опыте. Взбираться на гору тяжело; вещевой мешок и автомат тянут назад, ведь идущему в гору все в тяжесть. Спускаясь вниз, мы получили новый урок — груз подталкивал, ноги скользили, подкашивались, то и дело кто-то падал. Меня беспокоила радистка. Силач Ревенко взял у нее рацию и помогал ей спускаться. Вторую радиостанцию бережно нес Иван Царенко.