Без жалости

— Я родился на ранчо, в полмили от ее. При всем том члены ее семьи всегда считали меня чужаком, гринго — так принято называть в тех краях пришлых американцев со светлой кожей и глазами. Ничего удивительного. Ее семейство проживало в нашей долине по меньшей мере четыреста лет. Все члены ее семьи, разумеется, были католиками. А я — нет. Ее братья не желали, чтобы она гуляла с гринго. Когда Софья сказала, что мы хотим пожениться, они решили подкараулить нас в городе на автомобильной стоянке. Думаю, им хотелось меня попугать, чтобы отвадить от сестры. Младшенький, однако, вошел в такой раж, что выхватил револьвер. Софья бросилась вперед и закрыла меня собой. Пуля угодила ей прямо в лоб, и она умерла на месте, даже не вскрикнула.

Мы повезли ее тело в госпиталь. Когда меня спросили, что случилось, я сказал о несчастном случае. И в полиции сказал то же самое, когда началось расследование. Мне не хотелось, чтобы парнишку засадили в тюрьму до конца его дней. Какой смысл был его подставлять? Эта семья и так пережила страшную трагедию.

— Что же случилось с этим парнем дальше? — спросила я, втайне надеясь, что этот не в меру горячий испанец получил воздаяние за свой ужасный поступок и попал-таки в тюрьму — не за это, так за другое.

— Он стал священником, — сказал Ноа. — Теперь у него приход в двадцати милях от ранчо. В городишке под названием Квеста.

— Интересно, была ли его семья благодарна тебе за то, что ты спас его от тюрьмы?

— Нет. В смерти Софьи члены семьи обвинили не его, а меня. Хотя я был на похоронах, на поминки меня не пригласили. Я продолжал оставаться для них чужаком.

Я наклонилась к Ноа и поцеловала его. Прикосновения его губ разожгли во мне страсть. Пламя страсти и вожделения, подобно жидкому огню, стало растекаться по моему телу. Миг — и я почувствовала, что у меня ослабли колени, а ноги сделались ватными. «А ведь я могла бы его полюбить», — неожиданно подумала я.

— Потом я встречался с другими женщинами, — сказал Ноа. — Но никогда не испытывал того, что чувствую сейчас, находясь рядом с тобой.

— И что же ты чувствуешь? — Мне хотелось, чтобы он попытался облечь свои чувства в слова.

— Сама знаешь что…

Я-то знала, но хотела, чтобы он сказал об этом сам. Если он испытывает то же, что и я, стало быть, я в своем чувстве не одинока.

— Думаю, я мог бы тебя полюбить, — сказал он.

Когда он привлек меня к себе, меня, как огнем, опалило снова.

— Я тоже, — произнесла я.

Поцелуй затянулся, и мы отпрянули друг от друга только для того, чтобы перевести дух. У меня кружилась голова, тряслись руки и ноги — как у девицы подросткового возраста, впервые поцеловавшейся с парнем на заднем сиденье машины. При этом я улыбалась — широко, что называется, до ушей.

— Почему вы с шерифом расстались? — спросил Ноа.

Этот вопрос мигом вернул меня к реальности.

— Кое-кто прислал мне довольно откровенное письмо.

— Это была женщина?

— Да, официантка местного ресторанчика.

— И что же она тебе написала?

Я никогда не забуду содержания этого письма, написанного размашистым почерком на дешевенькой голубоватой бумаге. Помнится, когда официантка упоминала о себе, то обводила местоимение «я» кружочком.

Я посмотрела в алый зев камина и стала вспоминать то утро, когда получила проклятое письмо.

— Эта женщина сообщила мне, где бывал мой муж по четвергам в течение последнего года. Послание заканчивалось следующими словами: «Покорно прошу вас отказаться от своего мужа. Позвольте нам без помех любить друг друга, к чему нас побуждает душевная склонность и Божий промысел. Заранее благодарю вас, и да благословит вас Господь. Я буду вечно за вас молиться. Искренне ваша Саманта К.».

Ноа сочувственно пожал мне руку.

— Я показала письмо Дэну, и он на глазах у меня порвал его…

Я помнила, как дрожали у него руки, когда он разрывал письмо на мелкие кусочки.

— Дэн все отрицал. Это было ошибкой. Когда я поняла, что больше верю этой женщине, чем Дэну, в тот же самый миг мысленно с ним распрощалась. Для меня наш брак перестал существовать.

— Ты подозревала мужа в неверности до того, как получила это письмо?

— Скажем так: меня мучили дурные предчувствия, — проговорила я. — Но я старалась не обращать на них внимания.

Рука Ноа скользнула под мой свитер и коснулась груди. Мой порыв навстречу его ласке был таким неудержимым и страстным, что можно было подумать, будто я скинула с плеч лет двенадцать и вновь стала ученицей школы высшей ступени, где приобрела свой первый сексуальный опыт.

Меня не оставляло ощущение, что ко мне вернулись те самые чувства, которые я испытывала по отношению к Дэну много лет назад, когда отдавалась ему со всем пылом семнадцатилетней девушки, подсознательно желая забеременеть и выйти за него замуж.