Без жалости

— Мне нужно кое о чем у тебя спросить, Райан, — сказала я и со значением взглянула на бабушку. — Не могла бы ты, ба, оставить нас наедине?

Бабушка удивленно выгнула бровь и посмотрела на Райана, который вдруг перестал улыбаться и сидел тихо. Потрепав внука по плечу и подмигнув ему (дескать, не волнуйся, все будет хорошо), она поднялась с места.

— Что ж, если это так необходимо, я уйду. Хотя заснуть мне вряд ли удастся. Придется принять снотворное.

— Я тоже скоро лягу, — произнес Райан и, в свою очередь, подмигнул ей.

Потом бабушка подошла ко мне и чмокнула в щеку.

— Еще раз спасибо тебе, детка. Ты всех нас спасла.

Я кивнула ей, пожала руку и даже изобразила бодрую улыбку.

Когда она вышла из гостиной, Райан пересел ко мне на диван.

— Я правду говорю, Бретт, — произнес он. — Проси у меня чего хочешь.

Я посмотрела на брата так, будто видела его впервые в жизни.

«Удивительный человек — мой брат, — подумала я. — Смотрит мне в глаза и лжет — да как убедительно!» Но я-то знаю, что он при этом чувствует. Сегодня я тоже совершила убийство и теперь отлично понимаю, какое удовлетворение может испытывать человек, убивая себе подобных.

Райан наклонил голову набок и поднял на меня глаза.

— Ты ведь обо всем догадалась, верно?

— Да, — сказала я.

Брат прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана.

— Ну и как ты намереваешься теперь поступить?

— Прежде всего я хочу понять, зачем ты это сделал? — сказала я, не сводя с Райана глаз. — Неужели ты его до такой степени ненавидел?

В глазах Райана промелькнуло что-то неуловимое — не то печаль, не то удивление.

— Странное дело, Бретт, — произнес он с улыбкой, — с тех пор как Эдвард умер, у меня напрочь пропало желание играть в азартные игры и ходить в казино.

— Ты хочешь сказать — с тех пор как ты его убил?

Мне сразу же вспомнились остекленевшие глаза отца и его развороченный выстрелами в упор живот с вывалившимися наружу внутренностями. «Такой смерти, — подумала я, — не заслуживает ни один человек на свете».

Райан опустил глаза, потом заговорил снова — отрывисто и с болью в голосе:

— Каждый раз, когда я видел отца, меня начинало поташнивать. И тогда я начал играть: пытался с помощью сильных ощущений освободиться от того мерзкого чувства, которое всякий раз охватывало меня после встреч с ним. Тогда я делал это неосознанно, но сейчас точно знаю, что именно так все и было, поскольку после того, как отец умер, всякое желание играть у меня пропало.

«Стало быть, для того чтобы излечиться от пагубной страсти к игре, тебе понадобилось убить отца», — подумала я, но ничего Райану не сказала — вовремя прикусила язычок.

— Да, я его ненавидел. Он всегда пытался мной манипулировать. Он был хитрым сукиным сыном. Очаровательным внешне и гнилым, растленным внутри.

— Но зачем было его убивать — он бы и сам через неделю-другую умер?

Райан пожал плечами.

— Он сказал, что порвет завещание, если я не позволю ему остаться в нашем доме. Кричал, что отдаст все деньги Винсенту.

— И тогда ты хладнокровно его пристрелил — так, что ли?

В лицо Райану бросилась кровь.

— Да какая разница! — вскричал он. — Все равно Эдвард должен был умереть. Впрочем, если тебе так больше нравится — считай, что я убил его не моргнув глазом.

— Нет! — послышался взволнованный голос бабушки. Она неожиданно появилась в залитом лунном свете дверном проеме и прошла в комнату с исказившимся от душевной боли лицом. — Не смей так говорить, Райан! Я тебе не позволю!

— Уходи отсюда! — прошипел Райан. — Тебе не надо этого слушать.

Бабушка села на диван между мной и Райаном.

— Успокойся, Райан. Я не позволю тебе взваливать на себя столь тяжкое бремя. В этом нет нужды.

— О чем это вы говорите? — спросила я.

Бабушка повернулась ко мне.

— Райан все еще думает, что ему удастся оградить тебя от мерзостей этого мира.

— Замолчи, — процедил сквозь зубы Райан.

— Пусть будет что будет, — сказала бабушка. — Пора ей узнать об Эдварде правду.

Глава 9

От этих слов на меня повеяло холодом. В душе старой женщины существовала некая запертая на замок дверца, за которой она скрывала тщательно оберегаемые ею семейные тайны, и я всегда считала, что эти тайны имеют отношение к моим родителям. И вот теперь, когда эта дверца должна была приоткрыться, к большому своему удивлению, я поняла, что от этого как-то не по себе.

Стоило бабушке обратиться мыслями к прошлому, как черты лица у нее сделались мягче, морщины разгладились, и я подумала, что в молодости она была прехорошенькая.

Когда она наконец заговорила, голос ее зазвучал негромко, мелодично и проникновенно, он завораживал — как голос Шахерезады из сказок «Тысяча и одна ночь»:

— Твой отец, Бретт, женился на твоей матери почти сорок лет назад. Тогда мне было только тридцать шесть, и твой дедушка, Бретт, был еще жив. Когда твои родители переехали к нам на ферму, я не сомневалась, что буду жить с Кларенсом до конца своих дней. Дедушка очень нежно относился к Каролине, и когда она объявила, что беременна и хочет выйти замуж за Эдварда, он не стал ей перечить.