Без жалости

Бабушка пропустила мое саркастическое замечание мимо ушей и продолжала рассказывать:

— Я сразу догадалась, что Винсент хочет соблазнить Эдварда. Не трудно было также сообразить, что Эдвард перед его напором не устоит. Опасаясь, что дело может зайти слишком далеко, я подошла к Эдварду и заявила, что расскажу о его шашнях с Винсентом Каролине. Он расхохотался и сказал: «Поступайте, как сочтете нужным, Эмили».

— Ты рассказала Каролине о Винсенте? — спросила я.

— Я сделала кое-что похуже. — Бабушка тряхнула головой, словно для того, чтобы привести в порядок мысли. — Однажды Каролина прибежала ко мне на кухню вся в слезах и сказала, что видела, как Эдвард целовал Винсента в губы, Я сказала ей, что Эдвард и Винсент просто дурачатся, и предложила не обращать на это внимания. Она немного успокоилась и, пока я мыла посуду, стала жаловаться на недостаток внимания со стороны Эдварда.

Я кивала ей, сочувственно вздыхала и время от времени ободряла ее словом — короче, предоставила ей возможность выговориться. Среди прочего Каролина упомянула о том, что Эдвард не спит с ней вот уже два месяца. «Это так на него не похоже, — сказала она. — Он всегда так любил заниматься сексом».

Я отчетливо помню тот момент. Я стояла на кухне, вытирала полотенцем тарелки и машинально, не отдавая себе в том отчета, брякнула: «Я знаю».

Наступила мертвая тишина. Когда я повернулась к дочери, то увидела, что она с подозрением на меня смотрит. «Я знаю…» — повторила она мои слова, не сводя с меня глаз. Должно быть, выражение моего лица выдало меня, поскольку в глазах Каролины проступило понимание. Прежде чем я успела хоть что-то сказать, она вскрикнула, как будто ее ударили ножом, выбежала из кухни, взлетела вверх по лестнице и заперлась у себя в комнате.

Она отказалась спуститься к обеду, а вечером я слышала, как она в своей комнате ругалась с Эдвардом, обвиняя его в том, что он завел со мной интрижку, и он сознался. Потом он засмеялся и сказал, что надо было быть слепой, чтобы этого не заметить. В следующую минуту в комнате раздался грохот. Кто-то швырнул настольную лампу, и она вдребезги разбилась о стену. Потом послышались звуки потасовки, и Каролина пронзительно закричала. Я была бы рада ей помочь, но войти в ее комнату так и не осмелилась. Каролина и Эдвард попеременно то дрались, то ругались на протяжении нескольких часов. После этого захлопали дверцы шкафов, и я поняла, что Эдвард начал собирать вещи.

Утром Эдвард и Винсент уехали.

Бабушка откинула голову на подушки и тяжело вздохнула. Кожа у нее на лице стала желто-серой, как старая штукатурка. С минуту помолчав, она едва слышно сказала:

— А через неделю твоя мать покончила с собой. В тот момент, когда я дотронулась до ее холодного тела, мир для меня перестал существовать и я почувствовала, что сию минуту умру. Ни осознать, ни принять кончину дочери я была не в силах. Я легла рядом с ней на постель, обняла ее и пролежала с ней бок о бок несколько часов, не желая размыкать объятий.

Мою дочь и твою мать, Бретт, убил Эдвард. Я не могла спокойно жить в мире, где благоденствуют такие, как он, и дала себе слово, что, если он когда-нибудь вернется в эти края, я ему отомщу.

Логика бабушки была мне не до конца понятна.

— Думаешь, ты здесь ни при чем? — спросила я. — Каролина покончила самоубийством из-за того, что ты ее предала.

Бабушка бессильно уронила:

— Нет, Бретт. Виноват Эдвард. Это он манипулировал всеми нами.

Я в упор посмотрела на брата.

— Ты знал о том, что было между Эдвардом и бабушкой?

— Я не хотел этого знать, Бретт, — ответил Райан. — И я бы дорого дал, чтобы ты никогда об этом не узнала.

— Ты не хотел знать, но знал. Так кто же тебе об этом рассказал? — спросила я.

— Об этом написала мать в своей предсмертной записке. Я прочитал ее, когда обнаружил ее тело, — ответил Райан. Потом он вздохнул, посмотрел на бабушку и тихим голосом произнес: — Может, хватит разговоров, ба? Мы и так уже наслушались всяких ужасов.

Бабушка положила руку Райану на плечо.

— Извини, дорогой. Я понимаю, к чему ты клонишь, но считаю, что Бретт имеет право узнать правду — всю как она есть.

Бабушка, продолжая машинально разглаживать морщинки на рубашке Райана, повернулась ко мне и сказала:

— В прошлый вторник Эдвард подошел к двери нашего дома. — Бабушка перевела взгляд на Райана и спросила: — Ведь он говорил тебе, что придет, верно?

Я неожиданно пришла к выводу, что всей правды — правды как она есть — мне знать все-таки не хочется. Уж лучше бы этот разговор вообще не имел места, подумалось мне. Я боялась того, что готовилась сообщить бабушка.

Первым, однако, заговорил Райан:

— Эдвард привык манипулировать людьми. Он хотел контролировать всех: бабушку, меня, Винсента, был уверен, что может любого обвести вокруг пальца.

Бабушка не слушала того, что говорил Райан. Все ее помыслы были сосредоточены на том, чтобы донести до меня ту самую пресловутую правду, которую я прежде так жаждала узнать и которой теперь страшилась.