Мои вещи им не найти. И это — очень хорошо. Запрятанный в схроне вместе с топориком, луком и прочим нашим с Маей добром рюкзак набит золотом, но что хуже — среди украденных у Ангуса бумаг много свежих расписок и некоторые из них выписаны на имя пузана. Зимородовы сразу поймут, что эти богатства мне не от папаши-князя достались. Захотят ли они тогда везти Волковым кровника? Те ведь могут и про деньги спросить. Гораздо проще прикончить меня и спокойно возвращаться домой. Вряд ли знатные враги Соболевских назначили настолько большую награду за Милоша, что она превосходит по ценности содержимое моего рюкзака.
— А это тебе за брата!
Какой-то там по счёту удар разбивает мне губы в кровь. Хорошо, что крепь велика, а то бы зубы посыпались. Наверное, пора успокаиваться. Оскорблений уже набросал достаточно. Обмякаю, роняю на грудь подбородок. Пусть думает, что его детские плюхи меня ушатали.
— Ладно, хватит, — останавливает сынка Зимородов старший. — Тащите его на тракт. Нам ещё с дровами возиться. Трупы нужно предать огню. Эти куньи отродья треть дружины мне порубили. Но не здесь. Слишком близко форт. Костёр будем запаливать уже вечером.
Треть? Неплохо. Значит, людей у ублюдка не так уж и много. Под полсотни осталось, наверное.
— Давай, давай, Ваша Милость, — ухватив меня за вихры, потащил кто-то вверх мою поникшую голову. — Очухивайся. Пойдёшь ножками. Нам настолько благородный зад тащить — больно честь велика.
Я поднял глаза. Высокий плечистый мужик в подбитой железными бляхами безрукавке скалится, глядя на меня. Ветродуй, что сбил Маю с ног, а потом и меня уронил своей силой. Молодой совсем — всего двадцать четыре года ему. Но в отмер целых три уже кинуть успел. Руки, шея и грудь так и бугрятся мышцами. Видно, и с троеростом всё у него хорошо. Удачливый гад.
Опа! Что, там Мая кричала про дар, который мне надо узнать? У детины в груди светятся сразу две струны. Откуда она знала… Тянусь. Думать некогда.
Комната с большим столом, с парой стульев перед ним и высоким креслом с другой стороны. В кресле богато одетый мужчина. Я, вернее бугай, чьими глазами я смотрю на кабинет, стоит рядом.
Робкий стук в дверь.
— Заходи, — рявкаю голосом ветродуя.
— Можно? — заглядывает внутрь какой-то мужик.
— Можно. Садись. Что с долями?
Это уже говорит богач в кресле.
— Спасибо, сударь, — осторожно опускается на стул гость. — Ловкости почти три десятка. Крепи с силой поменьше. В бумаге вот, — кладёт он на стол документ. — Цифры свежие.
— Числа, неуч, — кривится богач. — Никодим, проверь.
Бугай протягивает вперёд руку и кладёт её на плечо вздрогнувшего мужика, над головой которого тут же вспыхивают голубым светом числа. Двадцать восемь, шестнадцать и девять.
Я снова в лесу. Всё понятно — ветродуй ещё и видящий, вроде тех, кто на городских воротах сверяет доли с бумагами. Чуть ли не самый распространённый дар. Теперь ясно, зачем он меня пощупать решил. Сейчас удивит Зимородовых моим потолком по триаде. Вот только, зачем оно мне? Видно, Мая имела ввиду не его.
— Посмотрел? Что с долями?
Вопрос Зимородова старшего как будто застаёт Никодима врасплох. Здоровяк стушевался, на секунду-другую задумался, но потом, к моему удивлению, выдал:
— Всё за сотню. А по ловкости, так и вообще потолок. Точно княжич.
— Ого, — лезут на лоб глаза Яшки.
— Он с тобой тогда просто играл, — иронично замечает отец гомнюка. — Тащите его к повозкам. Там уже и обыщем.
Меня толкают вперёд. Приходится идти — иначе потащат волоком. Краем глаза замечаю, как Никодим подбирает с земли мои мечи.
— Интересное оружие у него, — разглядывает поднятые мечи одарённый. — Я оставлю себе?
— Забирай, — кивает Зимородов. — Из твоей доли вычтем.
— Было бы из чего вычитать, — вздыхает амбал. — Я, пожалуй, пойду, тоже хабар его поищу. Можно?
— Давай. Вещи где-то поблизости. К ручью они мыться приходили. Далеко быть не может.
— На деревьях ищите, — кидает вдогонку одарённому Яков. — Все от зверя обычно наверх поднимают.
Я мысленно ухмыльнулся. Пусть, хоть целый день ищут — всё равно не найдут. Тайник в вырытой под ничем не приметной сосной яме. Она дёрном прикрыта и хвойной подстилкой завалена. Не провалишься, даже если случайно наступишь. Те же палые сухие иголки и скрывают следы. В этом плане я не переживаю ни капли. Меня больше волнует амбал, зачем-то обманувший хозяина. Он не мог не заметить, что потолок у меня не только по ловкости.
— Говорят, ты, что хортов, что снежников накрошил будь здоров, — ехидно бросает сверху, забравшийся в седло Яшка. — Китар-смерть. Знаменитость. Спасибо мне должен сказать за ту чёрную нору.
— Скажи лучше сам, смерд, — выплёвываю сквозь зубы. — За то, что не отрезал тебе яйца и не заставил сожрать.
— Понравилось? — хохочет урод. — Не переживай. Ещё почешу об тебя кулаки. Князя бить — это тебе не безродную шваль лупцевать. Одно удовольствие.