Безбилетник

По мере приближения к вокзалу поток людей прибывает. Асфальт испещрён прожилками инея. Фигуры людей спешат к перрону, размытые в зыбком утреннем свете, некоторые с синим отсветом на лице. Они идут своим путём вслепую, экипированные для рабочего дня. Компактные ранцы, бутылки с питьём в боковых карманах, все свежие, побритые, боеспособные. Вчера он был таким же, как они, сегодня он их презирает. Он отделён от них и никогда не будет принадлежностью этого поезда. Они думают, что находятся в конкуренции один с другим, и эта вера подгоняет их, но в реальности они служат одному и тому же делу – тому делу, которое для него теперь потеряно. Никогда прежде он не смотрел на них под таким углом. Они сытые, но они ещё спят. Они спят всегда. Он голодный, да, измученный бессонной ночью, взмокший, но он бодрствует. Он очнулся и чу́ток для тишайшего тона, для малейшего света, для величайшего пустяка. Он воспринимает шёпот из их наушников, слышит слова, голоса, которые сопровождают каждого к месту его назначения. Он видит свет в подъездах домов, видит рекламные проспекты, разложенные кругом. Фонари, в пятнах от раздавленной мошкары. Зеркальные стены отражают силуэты, идущие по лунному ландшафту асфальта в сторону вокзала, где они ныряют в неоновый холод подземного перехода и разделяются на три потока – направо, налево и прямо, к задним лестницам. Люди, кажется, не замечают его, мужчину, который находится среди них, но не принадлежит к ним; запыхавшись, он продирается сквозь них, не спуская глаз с одного затылка, который сияет ему из толпы, голый среди других загривков, укутанных в шерстяные хомуты. Вокруг её шеи, которую он теперь видит, сияет цепочка, тоненькая, с замочком величиной не больше рисового зёрнышка, за это зёрнышко он и держится, это его Полярная звезда.

Поле зрения ему перекрывает чей-то квадратный череп, парень с ёжиком на затылке, белобрысый, кожа собрана в складки, так и убил бы. Но в конце концов он ныряет влево, уходит, и она опять у него на виду. Она идёт влево, наверх, танцует по ступеням так, будто ничего не весит. Она соткана из воздуха, никакая гравитация не тянет её вниз. Но он-то. Прогулявший все сроки и уроки. Мечтает о горячем кофе и пытается сообразить, сколько же денег бренчит у него в кармане. Две монеты по два франка, возможно, две по одному, и ещё разменная мелочь. Но больше восьми франков не наберётся.

Теперь он стоит на перроне. Женщина, лица которой он до сих пор ещё не видел, идёт сквозь ожидающих до конца платформы. Там она стоит под открытым небом, отвернувшись к огням в южной стороне. Габаритные огни на радиомачте, сигнальные огни для воздушных судов, на переднем плане за железной дорогой уличные светильники разливают вокруг себя жёлтую жижу. Солнце ещё низко. Тени ложатся длинные.

Подъезжает поезд. Толпа теснится к дверям. Филипа тоже подхватывает, и он, втиснутый в гроздь людей, двигается к поезду. Это ему незнакомо? Разве он не хотел ещё вчера избежать этого? Он должен войти в поезд? Ещё раз это унижение – втиснуться в эту банку без билета? Когда же он, наконец, получит её в своё единоличное распоряжение? Наверняка не раньше вечера. Теперь она целый день будет в разъездах. Он мог бы забиться в свой БМВ и спокойно ждать её там, но он этого не хочет. Он хочет быть вблизи неё, тут он чувствует себя сильным, он знает, для чего родился на свет. Он в нужном месте, даже в этой утренней сутолоке, среди этих людей, пахнущих кофе и дезодорантом.

Во главе группы из четырёх женщин в брючных костюмах она поднимается на верхний этаж. Он остаётся у лестницы, невзирая на тесноту, которая выдавливает его наверх и в то же время гнетёт. Кто-то толкает его, он спотыкается о стойку, чуть не падает на типа в чёрной робе – какой-нибудь монтёр лифтов с бритым черепом и туннельным пирсингом в мочках ушей. Он протискивается мимо него, поднимается на три ступеньки, и ему открывается обзор нижней части второго этажа.

Лесная чаща из икр, короткие стволы в синих брюках, худые черенки в носках, шишковатые колени. И среди этого подлеска – два нежно очулоченных стебля: она здесь.

Он опускается на ступеньку лестницы. Он чувствует слабость и усталость, на какой-то момент даже кладёт голову на колени и закрывает глаза. Начинают роиться мысли. Где она работает и что делает? В обслуживании – нет. Те одеваются более удобно. Учительница? Преподаёт в каком-нибудь коммерческом училище, может быть. Но маловероятно. В разъездной службе с клиентами? Это было бы плохо, очень плохо. Тогда ему придётся до самого вечера быть на ногах, в поезде, в трамвае. В это ему не верится. Каблуки слишком дерзкие. Нет, она не ходит по домам и квартирам, не полирует ручки дверей. А если она разъезжает на служебной машине? Тогда для него всё пропало. Где он возьмёт машину, чтобы гоняться за ней? Такси? На весь день? Невозможно. Меньше, чем за пятьсот франков, нанять такси не получится. А у него в кармане брякает одна мелочь.