Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше

Я быстро смахиваю со лба след поцелуя и гляжу на других детей, которые сегодня будут причащаться вместе со мной – все они тоже выглядят довольно шикарно. Мальчики – в костюмах, как и я, а девочки – в белых-белых платьях, и каждый из нас держит в руке свечу. Вот приходит Николь с зажигалкой и зажигает все 27 свечек, то и дело опаляя себе пальцы. Остальных детей я не очень хорошо знаю, потому что из моего класса здесь только некоторые: противная Стелла, капризная Юлия и мой друг Ахим. Но, собственно, со стороны других было бы глупостью не причащаться, ведь при этом получаешь много всяких подарков, это каждому ребенку известно.

Потом внезапно все замолкают, и я, встав на цыпочки, вижу, что дети постарше, которым уже можно носить красную подкладку, выходят к алтарной площадке[18] и машут кадилами с ладаном. И вот раздается орган моего папы, которого я не вижу, так как мы стоим почти под хорами, на которых он всегда сидит. Раньше я часто бывал с ним там, наверху, и мог набирать в маленькой коробке цифру, которая затем высвечивается на церковном экране, чтобы все служители мессы могли открывать в сборнике песнопений нужную страницу и петь по ней нужную песню. Наверху лучше всего, потому что там могут находиться только мой папа и я, в крайнем случае – и пастор, но вообще-то он всегда должен быть внизу, на алтарной площадке. Сверху отлично видно, как идет месса, и когда однажды во время мессы я спустился вниз, мне стало почему-то смешно и захотелось снова наверх. Оттуда можно еще увидеть тонкие, почти незаметные веревки, на которых висит над алтарной площадкой огромный деревянный крест.

И вот выходит папин шеф, на котором всегда надето больше, чем на остальных, и как только он появляется, все умолкают.

«Дорогие дети-причастники, дорогая община! – говорит он, и его голос разносится по храму. Потом все одновременно усаживаются, что производит комичный шум, словно садится какой-то великан. – Сегодняшнее белое воскресенье – это день первого святого причастия и один из важнейших дней в жизни юных христиан. – Он указывает на нас. – Сегодня, дорогие юные христиане, вы имеете возможность стать причастными Богу, явившему себя людям в Иисусе Христе».

Это он говорит нам. Я несколько взволнован, ведь как-никак сегодня в первый раз мне позволено съесть эту гостию – точно, это называется гостия! – за которой они долго стоят в очереди, даже дольше, чем за картошкой фри на курортном пляже. И пока они эту гостию рассасывают во рту или пережевывают, с ними нельзя разговаривать, так как они в этот момент мысленно вовсю молятся.

Как-то комично это все, особенно потому, что пастор говорит, будто эта гостия – тело и кровь Иисуса. Однако мама и папа объясняли мне, что так только говорится, а на самом деле это – хлеб и вино, а для детей – виноградный сок.

«На Тайной Вечере впервые услышали эти слова апостолы, – говорит пастор и слегка поднимает руки. – Хлеб, который Я дам вам, – это плоть Моя, отдаваемая за жизнь мира. Кто ест Мою плоть и пьет Мою кровь, тот имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день».

Хотя Николь нам это объясняла на первом занятии по причастию, для меня это довольно сложно: Иисус – Сын Бога, но одновременно и сам Бог, то есть как если бы, скажем, я был одновременно Филиппом и моим папой, а мой папа – и моим папой, и мной. Николь говорит, все не так просто, но мы это поймем позднее, когда подрастем. Во всяком случае, Иисус родился точно в Рождество до 1989 года, в стойле для скота в Вифлееме, а уже потом, примерно в папином возрасте, был пригвожден злыми римлянами к кресту, на котором истек кровью. Вот беда: это происходит действительно, подлинно! Это было в ту пятницу перед Пасхой, которую стали называть «Karfreitag», потому что «Каг» означает «печальный»[19]. Однако в пасхальное воскресенье две женщины нашли пустую могилу, и Николь говорит, что этому есть лишь одно объяснение: Иисус воскрес из мертвых; однако мои родители говорят, что и это не совсем всерьез, а скорее история, которая чему-то должна нас учить. Чему, я так и не понял, но зато знаю уже, что когда мы умрем, как умер мамин папа, мы уже не сможем ожить, тут мои родители совершенно правы. А они и всегда правы, потому что умеют мыслить и прочли намного больше книг, чем Николь. А у нее и всего-то одна книга, максимум две, а ведь чтение книг делает людей умными, это даже дети знают. Во всяком случае, прошло еще дня два, пока Иисус после воскресения вознесся на небо, а в воскресенье моей маме не надо ходить в школу преподавать, и почти все свободны, кроме моего папы, а это просто несправедливо! Однако сейчас это важно, ибо в последний день Бог вернется на землю в лице Иисуса и будет решать насчет того, злые люди на земле или добрые. Добрых Он возьмет к себе на небеса, где все прекрасно, а злые отправятся в ад к дьяволу, – так сказала Николь на уроке причастия.

Но, к счастью, я знал от своих домашних, что все это говорится не всерьез.