Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше

«Подойди ко мне и следуй за мной!» – говорит пастор, на этот раз громко, и Николь таращит глаза – это нам знак: теперь нам надо выйти вслед за ней на алтарную площадку и со свечами в руках выстроиться полукругом за алтарем. – «Кто идет к Иисусу, тому дано слышать и слово Его, – говорит пастор, и мы движемся за Николь, словно стая уток за гусыней. – Тому дано пережить чудеса Иисуса и узнать, что существует небо!»

Я тоже знаю, что небо существует, ведь достаточно лишь взглянуть наверх! А за ним есть бесконечная вселенная с бесконечным множеством звезд, некоторые из которых дедушка мне уже показывал через свою подзорную трубу. Теперь мы идем через центр храма, и все взрослые глазеют на нас. Моя бабочка уже жмет, а в правой части церкви я вижу деревянную кабинку, в которой я должен был исповедать свои грехи папиному шефу. Я долго обдумывал, что мне сказать. Того, что и в самом деле плохо, я не делал, однако Николь как-то раз прочла нам из своей книжки одну историю, в которой Иисус говорит: кто без греха, пускай бросит первый камень, а потом никто не бросает камней, потому что каждый когда-нибудь да натворил всяких глупостей. И я тоже, конечно, но я же не дурак кому-то про них рассказывать! Так что мне пришлось придумать что-то средне-плохое: не очень хорошее, но и не окончательно плохое. Если что-то недостаточно плохое, то пастор наверняка заметит, что я что-то скрываю, а если что-то слишком плохое, то он потом решит, что я и впрямь это сделал, и расскажет моим родителям. А потом мне придется объяснять, что я этого вовсе не делал, а просто придумал, чтобы сказать в исповедальне, и это их рассердит, потому что я соврал пастору – а уж это вообще запрещено! Так что пастор ничего не должен заметить!

Но, несмотря на это, потом я решил, что ложь – это грех, и рассказал пастору, что однажды солгал бабушке, то есть маминой маме, которая живет здесь, в Берлине, и у которой мы с Лизой часто ночуем в выходные. Разумеется, это бессмыслица, потому что бабушка очень любит нас и разрешает все, даже есть перед телевизором и делать два-три глотка взрослой колы. Вот почему незачем ей лгать, ведь так и так почти всегда получишь от нее все, чего пожелаешь. Думаю, что, исповедуясь, я слегка покраснел, но, к счастью, в исповедальне темно, а сквозь решетку я почти не мог толком разглядеть лицо пастора, так что и он наверняка ничего не заметил. А то, что я солгал, – не так уж и плохо, ведь я же одновременно исповедался в том, что солгал. Только вот пахло там смешно, не так, как от деревянных скамей, а голос пастора был даже немного злой, так что я даже немного испугался.

Теперь мы выходим на площадку, и Николь снова показывает, где нам нужно встать, хотя мы это уже миллион раз репетировали. Я стою за Юлией и перед Францем, где-то посередине, за алтарем, так что могу видеть всю церковь.

На Юлии очень красивое платье, но она мне все равно не нравится, потому что она всегда говорит таким высоким голосом и чуть что – сразу ревет. Сейчас мне, пожалуй, любопытно, какая на вкус эта самая гостия, пусть она и просто хлеб.

«Дорогие первопричастники!» – говорит нам пастор. К нему подходит министрант и ставит на алтарь золотую миску и золотой кубок, затем кланяется пастору и снова отходит в сторону.

«Гвидо принес мне тут золотую чашу и золотой кубок – спасибо, Гвидо. А может кто-нибудь из вас сказать мне, что в них такое, прежде чем начнется приготовление Даров? – Он кивает Юлии, которая тут же тянет руку. – Да, Юлия?»

«Тело Христово», – говорит она, но пастор качает головой.

«Пока нет! – говорит он. – Пока это простые гостии, обычные хлебные облатки. А в кубке – вино. Но потом… – Он поднимает указательный палец и продолжает громче: – …потом священник произносит великую, важную молитву, евхаристическую молитву, содержащую слова самого Христа. – Он берет из чаши одну гостию и показывает ее Юлии. – Примите, сие есть Тело Мое, отдаваемое ради вас. А сие есть кровь моя, – говорит он и высоко поднимает кубок, – ради вас изливаемая. И как только священник произнесет эту молитву во имя святой церкви, ты окажешься права, Юлия. – Юлия улыбается. – Тогда это будет Тело Христово. Тогда Иисус реально будет присутствовать в этой чаше! – Он окидывает взглядом наш полукруг и высоко поднимает чашу. – Гостия все еще выглядит как хлеб, но она уже изменилась – в ней теперь присутствует Иисус, дорогие дети!».

Минуточку – так что же сейчас реально? Родители же говорили мне, что это всего лишь какая-то история! А теперь я должен съесть кусочек настоящего тела? И выпить немного крови?

Я сглатываю и чувствую, как бабочка давит мне на горло.

«И это – что-то совершенно грандиозное! – говорит нам пастор. – Иисус – здесь, поэтому мы со своими заботами уже не одиноки».