Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше

Однако фундаменталисты не объясняют, каким образом возможна «жизнь в самоопределении», если люди не могут себя определять. Но и это не очень-то удивляет, потому что объяснения у верующих заменяются, как известно, простыми утверждениями. То, что прерывание беременности – это часть сексуального самоопределения, по мнению всеведущих христиан, есть государственная пропаганда «мнимого человеческого права на аборт». И «всякое содействие в самоубийстве» должно быть «запрещено и врачам, и медперсоналу, и близким».

Итак, уже здесь ясно: даже если министр здравоохранения ФРГ в 2014 году – возможно, не является христианским фундаменталистом, он все же придерживается такого же мнения, как и они, и обосновывает его точно так же.

Ясен и посыл христианских фундаменталистов – которые выступают в США в виде движения Pro-Life¹¹² и чьи сторонники бомбардируют клиники планирования семьи своими письмами: человеческую жизнь они рассматривают как дар Божий, поэтому только Бог может определять начало и конец жизни. Так что запрет на эвтаназию, как и требование криминализировать аборты, также основывается на религиозно-фундаменталистских псевдоаргументах.

То, что десятилетиями отстаивали в дискуссиях женщины и мужчины, в основном из поколения моих родителей, противостоя консервативно-христианским пережиткам додемократических времен, а именно – право самим планировать свое размножение, христианские «защитники жизни» хотят снова отменить и нередко оказывают при этом давление на родителей, врачей и политиков¹¹³. И еще одну выдающуюся противницу самоопределения имеют правоверные христиане в своих духовных рядах: Агнес Гондже Бояджиу, родившуюся в 1910 году в Османской империи и скончавшуюся в Калькутте – под сценическим псевдонимом «мать Тереза».

Боль – это «прекраснейший дар для человека», потому что так ему дано «участвовать в страданиях Христа»¹¹⁴, – гласит цитата из высказываний этой дамы, которая при получении Нобелевской премии в 1979 году охарактеризовала право на прерывание беременности как «прямое убийство, совершаемое матерью» и «величайшую угрозу мирному существованию в мире», а в 2003 году Папа Иоанн Павел II объявил ее блаженной, а Франциск – в 2016 году – вообще святой¹¹⁵. «Это так прекрасно – видеть, как бедные несут свой крест», – начинается одна из известнейших ее цитат, а завершается следующими словами: «Как и страсти Христовы, их боль – великий дар для мира». Может быть, именно поэтому в ее хосписах были найдены целые кучи нераспакованных болеутоляющих средств, которые она и ее сестры не дали умиравшим в мучениях людям. Установлено также, что ее орден, например, в 1991 году получил пожертвования на общую сумму около 5,3 миллиона немецких марок, из которых потрачено только 360 000. Остальные 93 процента денег, как выяснилось впоследствии, мать Тереза перевела в Ватикан¹¹⁶, обратите внимание, – в Ватиканский банк, а после самоубийства его банкира Роберто Кальви¹¹⁷ и разоблачений итальянского журналиста Джанлуиджи Нуцци было доказано, что она участвовала в международном отмывании денег, торговле наркотиками, проституции и прочих промыслах организованной преступности.

А кто поглубже вникнет в образ одной из самых известных противниц эвтаназии, тот узнает, что орден матери Терезы никоим образом не заботился о лечении больных. Вместо этого он ввел приюты, которые вследствие своих катастрофических медицинских условий позднее были охарактеризованы британской газетой The GuardianKaK «организованная форма непредпринимаемого оказания помощи»¹¹⁸. Также стало известно, что она всех умирающих – то есть даже тех, кого еще можно было спасти элементарными медикаментами, – перед смертью вдобавок быстренько крестила. А тот факт, что незадолго перед своей собственной смертью она сама прибегла к паллиативной медицинской помощи, показывает, что она достигла вершины своего лицемерия и ханжества. Так что при ближайшем рассмотрении получается:

Икона католической любви к ближнему в свете реальности фактически представляет нам «ангела смерти в Калькутте»: мягко улыбающаяся фанатичка, которая в вопросе об эвтаназии занимала ту же позицию, что и министр здравоохранения ФРГ Герман Грёэ – в 2014 году.