Читаем Бездна полностью

Не доходя двухъ ступенекъ до корридора въ мезонинѣ, она вдругъ дрогнула вся и чуть не опрокинулась навзничь… Спутникъ ея поспѣшно поддержалъ ее за спину. Она откинулась, словно ужаленная этимъ прикосновеніемъ, прижалась къ периламъ съ какимъ-то внезапнымъ, нервнымъ страхомъ, устремивъ глаза на пламя свѣчи въ рукахъ стоявшаго надъ нею, уже на самой площадкѣ, сотскаго…

И въ этотъ мигъ услышала она громкій, преувеличенно громкій, возгласъ сестры:

— Кто это, кто идетъ?… нельзя… я не одѣта!…

Настя вдругъ теперь, будто вскинутая рессорой, очутилась наверху и жадно устремила глаза впередъ…

Антонина Дмитріевна въ ночной кофтѣ, съ распущенными по плечамъ волосами и бужуаромъ въ рукѣ, стояла на поpoгѣ той роковой комнаты но правой сторонѣ корридора, гдѣ…

"О, Боже мой, если она только догадалась и успѣла спрятать, пронеслось въ головѣ ея сестры, — я ей все, все прощу я буду благословлять ее всю жизнь!"…

А та все съ тѣмъ же преувеличеннымъ выраженіемъ недоумѣнія, испуга и негодованія продолжала восклицать:

— Настя, кто это, зачѣмъ?… Ахъ!… визгнула она уже совсѣмъ отчаянно, увидавъ поднявшагося вслѣдъ за сестрой голубаго штабъ-офицера съ потайнымъ фонаремъ своимъ въ рукѣ, дунула на свою свѣчу, подалась тѣломъ назадъ въ комнату и захлопнула предъ собою обѣ половинки двери.

— Прошу васъ, сударыня, не извольте безпокоиться… началъ было тотъ.

Но она не дала ему продолжать:

— Дайте мнѣ выйти, дайте пройти въ свою комнату!… Я сюда зашла нечаянно… Вы меня въ осадѣ держите! кричала она изъ-за двери не то сердитымъ, не то шутливымъ голосомъ.

— Сдѣлайте одолженіе, извольте пройти, мы вамъ не мѣшаемъ.

За дверями послышался ея смѣхъ:

— Какъ "не мѣшаете?" Я вамъ говорю, я не одѣта, а у васъ цѣлая иллюминація… Отойдите хоть немножко отъ двери… я проскользну какъ тѣнь за вами.

Невольная улыбка пробѣжала подъ густыми усами пожилаго жандармскаго служаки: его подкупилъ на мигъ этотъ женскій молодой смѣхъ, звучавшій такъ искренно, казалось ему. "Веселаго темперамента особа", подумалъ онъ.

— Извольте, сударыня, я глядѣть не буду.

И онъ подвинулся впередъ на нѣсколько шаговъ.

— Тоня, можешь пройти! крикнула ей сестра.

За спиной полковника послышался скрипъ раскрывшихся дверныхъ половинокъ, легкіе шаги быстро скользнули по половицамъ, и съ другой, лѣвой стороны корридора раздался голосъ: "Благодарствуйте, monsieur le gendarme", и щелкъ замкнувшейся двери.

Штабъ-офицеръ поспѣшно обернулся и направилъ фонарь свой вслѣдъ этому голосу: чуткое ухо его различило въ нихъ какую-то подозрительную ноту…

Но особа съ "веселымъ темпераментомъ" успѣла уже исчезнуть за дверями, противоположными тѣмъ, изъ которыхъ она только-что выбѣжала.

Онъ поморщился съ выраженіемъ упрека по собственному адресу и, молча, въ сопровожденіи не отстававшаго отъ него сотскаго, вошелъ въ эту только-что оставленную его комнату.

Настасья Дмитріевна, остановясь на порогѣ, такъ и вонзилась дальнозоркими глазами въ глубь ея.

Тамъ, на столѣ, еще не прибранные, стояли блюдо съ объѣденнымъ до кости бараньимъ ребромъ, приборъ, графинчикъ съ водкой… Сердце у нея захолонуло… А на диванѣ, на диванѣ — она помнила, какъ братъ, сидя на немъ, вырвалъ мѣшки, свои у Тони изъ рукъ и кинулъ въ уголъ, — тамъ-ли еще они?… Нѣтъ, ихъ тамъ нѣтъ болѣе, нѣтъ!… "Тоня успѣла пронести ихъ за спиной этого голубаго, — умница, спасительница!"… А онъ, онъ, видимо, имѣлъ подозрѣніе и думалъ тутъ найти что-нибудь… Какъ онъ осматриваетъ все внимательно!… наклонился вотъ надъ диваномъ… даже руку, руку въ прорѣху подъ покрышку сунулъ… "Ищи, ищи, хитрѣе тебя нашлись!" говорила себѣ мысленно дѣвушка съ охватившимъ ее теперь мгновенно безумно-радостнымъ ощущеніемъ и отважно, съ невиннымъ выраженіемъ на лицѣ, глядя на обратившагося къ ней въ эту минуту штабъ-офицера.

— Это вашъ братецъ изволилъ здѣсь ужинать? иронически проговорилъ онъ, зорко въ свою очередь глядя ей въ глаза.

Она молча и пренебрежительно приподняла лишь на это плечи, какъ бы не находя даже нужнымъ отвѣтить словомъ на такой несообразный вопросъ, и тутъ же безсознательно обернула голову на шумъ раздавшихся за нею въ корридорѣ торопливыхъ шаговъ.

Мимо нея, напоминая собою ручнаго журавля, готовящагося взмахнуть со двора на кровлю птичника, пронесся на длинныхъ ногахъ своихъ исправникъ Сливниковъ, направляясь къ жандармскому штабъ-офицеру. Онъ наклонился къ его уху и зашепталъ о чемъ-то, возбуждавшемъ очевидно въ немъ необычайное волненіе. Его вытянутое впередъ, кувшиномъ, лицо изображало одновременно таинственность, усердіе и внутренній трепетъ…

— А-а! протянулъ въ отвѣтъ на это шептаніе штабъ-офицеръ съ мимолетною усмѣшкой. — Я васъ попрошу остаться здѣсь, сказалъ онъ ему, сжавъ вдумчиво брови, — и…

Онъ пріостановился, повелъ взглядомъ на дѣвушку:

— Если бы сестрицѣ вашей угодно было… одѣться и принять господина исправника въ своемъ покоѣ, я былъ бы вамъ очень благодаренъ.

— Зачѣмъ это? вырвалось у нея невольно испуганнымъ тономъ.

Онъ продолжалъ, какъ бы не слыхавъ:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза