Бездна

мои песни, каждый пытается заглянуть мне в глаза, и мне не прогнать их. Иногда я веду к себе

уличную проститутку, которую выставляю за дверь, как только проснусь. Иногда просто

напиваюсь так, чтобы не видеть уже никаких снов.

Воспоминания – это медленно действующий яд.

...можно будет сочинить об этом песню.

Когда мы подъезжали к отелю, там уже собралась небольшая кучка народу. Все, как один – от

тринадцати до восемнадцати, широко открытые глаза, футболки с символикой нашей группы,

зажатые в руках фотоаппараты и листики бумаги в потных дрожащих ладошках... Много девчонок

и несколько парней. Мне тошно было смотреть на них. Времена, когда мне льстили подобные

встречи, канули в лету – я быстро понял, что они любят нас для себя, мы для них – не более чем

материал для восторженных фоторепортажей. Да и с чего должно быть иначе?

Я вышел из машины первым и постарался как можно быстрее пройти в дверь, морщась от

фотовспышек. Подумать только, насколько же живуче в нас тупое чувство тщеславия. Порой тебе

кажется, что ты давно уже перешагнул через него, вырос, научился игнорировать, в конце концов,

просто привык – но раз за разом судьба пускает тебе в глаза солнечные зайчики таких вот

взглядов, и ты на мгновение слепнешь, а тщеславие поднимает в тебе свою маленькую

сплюснутую головку и гаденько улыбается: мол, вот я и тут, а ты-то думал, что мы давно

разошлись и теперь живем порознь...

Кто-то из ребят еще остался снаружи побаловать поклонников общением, я же поспешил в свой

номер. Мне не хотелось видеть рядом с собой никого. Лучше уж заказать в номер бутылку бренди

и тонкий хрустальный бокал. А когда бутылка опустеет, разбить бокал о стену и посмотреть, как

рассыпаются по полу осколки, и как они беспомощно отражают тусклый свет спрятанного за

облаками солнца – каждый по-своему. А потом написать об этом песню.

Толпа под окнами все не рассасывалась – теперь они обменивались впечатлениями, оживленно

показывая друг другу фотографии на цифровых аппаратах. Некоторые из них останутся здесь до

утра и будут всю ночь жадно заглядывать в окна ресторана, надеясь разглядеть там кого-нибудь из

нас – неподвижные, жалкие, похожие на брошенных щенков, которые ожидают, что их вот-вот

подберет добрый хозяин.

Помнится, поклонников у нас было вполовину больше, пока из группы не ушел Кай, красавчик-

клавишник. Вот уж кому никогда не надоедали все эти дрожащие лапки и щенячьи глаза, он ни

разу не оттолкнул от себя тех, кто просил автографа – это чувствовалось даже на расстоянии, и

они кидались ему на шею и целовали без спроса, когда встречали. Прижимали к стенке и не

отпускали, пока его не вытаскивали из окружения дюжие охранники. И горами писали длинные

письма с признаниями. Нам всем приходили такие письма, фэны писали нам на адреса, которые

пронюхивали в регистрационных данных гостиниц, и в моей замусоренной двухуровневой

квартире меня, наверное, и сейчас дожидалась пачка подобной корреспонденции. Обычно я

выкидывал ее, не читая. А Кай читал – хотя, конечно, не отвечал никому. Ему нравилось

нравиться, и он наслаждался славой, как дети наслаждаются мороженым.

5

У Кая были серые глаза с зеленцой и вьющиеся темные волосы. Я никогда не понимал, за что

его так любят поклонницы – он сам походил на девушку, при чем не столько внешне, сколько по

сути. По крайней мере, мне так казалось. Иногда мы спали с ним – вернее, это он уговаривал меня

его трахнуть. Он вовсе не брезговал содомией, а для меня это было нечто вроде очередного

экстравагантного вида спорта. Я думал, что он считает так же. Мы вместе пили, вместе писали

музыку, вместе занимались спортом – и только.

А потом у меня появилась Келли. И Кай ушел из группы.

В концертных выступлениях я всегда усматривал нечто мистическое. Темный провал

зрительного зала, сполохи тревожного света на сцене, временами выхватывающие из темноты

видения исступленных лиц, грохочущий звук – и взгляды, обращенные только на меня, а сам себе

я напоминал шамана, читающего заклинания. В некотором смысле так оно и было: я заколдовывал

их, я делал так, что они забывали себя – и сам забывал себя на какое-то время в этой

непрекращающейся молитве... только вот каких Богов я к себе и к ним призывал?

И нынешний концерт был похож на тысячи предыдущих, точно так же как и весь этот город, и

отель, и фэны около него. Жизнь в постоянных разъездах рано или поздно приводит к тому, что

тебя начинает повсюду преследовать настойчивое чувство дежа-вю, потихоньку переходящее в

шизофрению. Последнее время это чувство обострилось во мне до невозможности, и я прятался

ото всех и от всего, насколько мог – но не появиться на собственном концерте я не имел права.

Теперь концерт близился к кульминации, публика бесновалась, а я пел одну из самых заводных

наших песен:

Мы уснули, просто больше не проснемся

мы подарим тебе свет слепого солнца

его так много, но ты выпьешь его весь

вместе с отравленными фарами ночных машин

с отравленными взглядами людей, которые видят твое тело

это будет упоительная смесь –

это БЕЗДНА...

Я сочинил эту песню после той единственной ночи с Келли. Майк не знает этого, да и никто