Бездна

В Желтом море обитала и рыба-ведьма. Группами по-десять-двадцать особей эти червеобразные создания с жужжанием и свистом проносились над волнами, пролетая метров по сто за раз, отчаянно размахивая своими заостренными кожистыми крыльями-плавниками с непонятной жутковатой целеустремленностью, пока не падали снова в воду. Иногда они мелькали почти у самого корабля так близко, что Лоулер даже различал ряды твердых красных колючек у них на спинах; тогда он невольно подносил руку к левой щеке, где еще до сих пор оставались царапины после той первой встречи с этой тварью.

– Зачем они летают? – спросил Вальбен как-то раз Кинверсона. – Они что, пытаются поймать кого-то из живущих на воздухе?

– В воздухе никто не живет, – резонно заметил Гейб. – Скорее всего, это их кто-то ловит. Они видят огромную пасть, разверзшуюся сзади, и стараются убежать, а полет – не такой уж плохой способ спасти собственную шкуру. Кроме того, их воздушные пируэты связаны с брачным периодом. Впереди, на некотором расстоянии, летят самки, за ними следуют самцы. Те из них, кто способен планировать быстрее и дальше, получают себе невест.

– Неплохая система отбора, если главными качествами, которые они хотят воспроизвести в потомстве, являются скорость и выносливость.

– Будем надеяться, что нам не доведется увидеть эту тварь в действии. Они могут взлетать тысячами, заполняя все вокруг. При этом рыбы-ведьмы делаются совершенно безумными.

Лоулер показал на царапины на щеке.

– Представляю! Маленькая бестия шмякнулась об меня на прошлой неделе… Так она же была одна!

– Какого размера? – без особого любопытства спросил Кинверсон.

– Ну-у… сантиметров пятнадцать в длину.

– Вам просто невероятно повезло, что она оказалась такой маленькой, – прокомментировал Гейб. – Будьте осторожнее: здесь кругом хватает всякой дряни.

– Вы слишком много живете прошлым, доктор, – как-то заметила ему Тила. Но как же ему не жить прошлым?! Ведь оно жило в нем.

И не только Земля, это далекое и мифическое место, но и Сорве, особенно Сорве, где он появился на свет, где вырос и стал тем доктором Лоулером, который пользуется уважением соплеменников, никогда не позволял забыть о себе. Прошлое возвращалось к нему постоянно. И вновь оно воскресло в нем, когда Вальбен стоял, опершись на перила, и всматривался в странные и таинственные дали Желтого моря.

…Ему десять лет, и дедушка позвал его в свой ваарг. Три года назад дед оставил врачебную практику и проводил свободное время, прогуливаясь у дамбы. Он как-то весь сморщился, кожа стала желтоватого цвета – все понимали, что старик долго не протянет. Отставной доктор был очень стар, он даже помнил переселенцев первого поколения и своего собственного деда Гарри Лоулера, Гарри Основателя.

– Я тут кое-что припас для тебя, мой мальчик, – произнес дед. – Иди сюда… Ближе… Видишь вон ту полку, Вальбен? Ну, где лежат земные реликвии? Принеси их мне.

Там находились четыре вещицы с Терры: два плоских и круглых металлических предмета, один большой кусок заржавевшего железа и осколок глиняного сосуда с росписью. Когда-то их здесь было шесть, но две другие вещи – маленькая статуэтка и кусок грубого камня – теперь находились в ваарге отца Вальбена. Дед уже начал раздавать свое имущество наследникам.

– Ну вот, малыш, – сказал дедушка, – возьми их… Эти реликвии принадлежали моему деду Гарри, которому достались от его деда, взявшего их с собой с Земли, когда он отправился в космос. Теперь они – твои. – И он протянул Вальбену осколок глиняного сосуда, расписанный оранжевыми и черными красками.

– Но почему не отца и не брата?

– Это – твое, – повторил дед. – Чтобы ты вспоминал о Земле… и обо мне. Ты же будешь беречь их, не так ли? Ведь это последние шесть вещей с Терры, которые остались у нас. Если мы их потеряем, нам уже негде найти нечто подобное. Ну вот… возьми, возьми. – Он вложил их в ладони Вальбена. – Вот… Это из Греции. Возможно, когда-то ее держал в руках Сократ или Платон, а теперь она принадлежит тебе.

Это оказался последний раз, когда ему пришлось поговорить со своим дедушкой.

Много месяцев после того дня Вальбен не расставался с тем кусочком керамики и куда бы ни шел, брал его с собой. Стоило Лоулеру потереть ладонью о его неровную шершавую поверхность, и возникало ощущение, что Земля оживает у него под рукой и из кусочка глиняного сосуда с ним разговаривает сам Сократ или Платон.