Бездна

– Но я ничего не вижу.

– Я его увеличил. Смотри следующий кадр.

– Ты… увеличил ее ягодицы?

– А кто тут просил: «Найди мне ее»?

– И при чем здесь…

– А при том, что ее татуировка доказывает: это она. Разве не ты говорил мне об Астурии?

– Я даже не знаю, что это такое.

– I LOVE ASTURIAS. И разве не ты рассказывал мне про ее толстовку?

– Да, верно.

– Астурия – это одна из провинций Испании.

– Чего не знаю, того не знаю.

– И в этой испанской провинции пьют сидр.

– Ну, тогда понятно, почему я этого не знал: такого просто не существует[21].

Я внимательно рассмотрел увеличенный кадр – несколько квадратных сантиметров матовой кожи, изящная выпуклость… И на этой коже темно-синяя татуировка – крест. Все четыре его оконечности расширялись по мере удаления от центра-сферы. С обеих горизонтальных перекладин свешивались на искусно вытатуированных цепочках две буквы – альфа и омега.

– Это эмблема Астурии, – продолжал Антон, – крест Ангелов, или, иначе, крест Победы, Cruz de la Victoria.

– Господи, какой жуткий акцент!

– Это крест короля испано-вестготов Пелайо, вдохновителя Реконкисты, то есть освобождения Испании от мавров христианами[22].

Я восхищенно покачал головой:

– А ты и впрямь знаток!

– Я всесторонне изучил этот вопрос. И могу также сообщить тебе, что прежде Пелайо был телохранителем последнего короля вестготов Родериха, разбитого армией Тарика ибн Зияда, военачальника Омейядов, в битве при Гуаделете, что и позволило арабам завоевать Иберийский полуостров…

– Ай да эрудиция!

– Спасибо интернету. Кстати, у Паз через четыре дня открывается выставка.

– Где?

Антон сообщил мне адрес и выскочил за дверь. Но я, не будь дураком, его догнал:

– Антон, фото оставь, пожалуйста!

Вот так, мой мальчик… Тебе не суждено узнать, что я увидел ягодицы твоей матери прежде, чем все остальное. А ведь надо было мне уже тогда понять, что даже начало этой истории было отмечено хаосом.

Искусство Паз

Как описать тебе в нескольких строчках галерею начала XXI века? Обширное белое пространство – white cube, говоря по-английски. Запах шампанского; люди, претендующие на звание законодателей мод, а на самом деле просто лысые старперы; девицы, хохочущие на весь зал, чтобы скрыть бессмысленность своих сплетен о личностях, известных только им одним, и мечтающие о знаменитых художниках, чьими музами они никогда не были и не будут.

Но здесь все оказалось совсем иначе.

Я открыл дверь бывшей портомойни восемнадцатого округа. Кстати, о портомойне: вот тебе и символ – вода против нечистот.

Внутри я не обнаружил ни лысин, прикрытых кокетливыми зачесами, ни старушек, хихикающих по-девчоночьи, – здесь безраздельно царила молодость. Юные красавицы со сверкающими улыбками из-под львиных грив, в диадемах, в белоснежных платьях – и при этом босиком или в байкерских сапогах; парни в мятых майках или в цветных рубашках, застегнутых на все пуговицы, и узких брюках с закатанными штанинами над грубыми солдатскими берцами. Густые шевелюры на макушке, сбритые по бокам и на затылке, очки в черепаховой оправе. В общем, типичная школа изобразительных искусств. И в центре – твоя мать, королева этого бодро гудящего улья. Цветное платье; в волосах, уложенных в высокую затейливую прическу, всего один цветок – кроваво-красная орхидея.

В любой галерее шестого округа, одной из современных бонбоньерок на улице Сены или Мазарини, ко мне незамедлительно кинулись бы с расспросами: как поживает Фирма? Здесь – ничего подобного. Мне было за тридцать, и я был журналистом, а значит, стариком и незваным гостем.

Да и подавали здесь не шампанское, а сложные коктейли с названиями фотокамер. Эти люди искренне веселились – странное явление в наши дни. Может, оно означало, что новое поколение спасет нас от прежнего, того, что предшествовало моему и оставило нам в наследство Францию, половина граждан которой, согласно недавним опросам, живет в страхе нищеты?

Я смотрел на твою мать, такую красивую в окружении всех этих красивых людей. Юность… она согревала мне душу. Я взял коктейль Leika – он оказался с водкой.