Бездна

Я спустился к ним, чтобы поговорить с главным. Его звали Антон, и он мне очень нравился. Более того, я чрезвычайно ценил его как профессионала. У Антона был нюх на фотографии, да простится мне эта фигура речи. Конечно, куда важнее зоркий глаз, однако Антон никогда не выбился бы в боссы, обладай он лишь острым зрением. Но этот парень обладал еще и нюхом – безошибочным, поистине звериным обонянием, позволявшим ему выхватывать из потока фотографий настоящее.

Он стоял, склонившись над столом и разглядывая серию портретов известного политического лидера, любителя chili com carne[19].

– Привет, Антон, как жизнь?

Не оборачиваясь, он ответил:

– Да вот разбираюсь в политической фауне…

– Мне нужно разыскать одного фотографа.

– Фамилия?

– Только имя, Антон. Это женщина-фотограф. Зовут Паз.

Вот тут он и обернулся. Антон – большой любитель женщин, правда, чисто теоретически. Отловить на экране коллегу-незнакомку – такая задача сулила ему двойное интеллектуальное удовольствие.

– Как, ты сказал, ее зовут?

– Паз. Пэ-А-Зэ.

– Из какого агентства?

– Понятия не имею.

Он забарабанил по клавиатуре.

– Какую тему она разрабатывает?

– Ничего не знаю, Антон. Знаю лишь, что она покупает баллончики «Средство от пыли».

– Опиши поточнее.

– Что – баллончики?

– Да нет, твою фотографиню.

– Она очищает от пыли.

Он улыбнулся:

– Приятно видеть, что тебя зацепило. Похоже, ты встрепенулся.

– А вот это когда рак на горе свистнет.

– Сезар, оставь в покое прошлое. Его уже нет.

– Ну… смуглая, глаза черные, и в них будто огонь пылает – такой же черный, как ее волосы, – сказал я, пытаясь выразить главное. – Носит толстовку с надписью «I LOVE ASTURIAS», бюстгальтером пренебрегает – расстегнутая молния на толстовке не оставляет в этом сомнений.

– Н-да, ценная информация, ничего не скажешь, – пробормотал он с недовольной миной, явно притворной.

– Найди мне ее!

И я поднялся в свою светелку под стеклянной крышей. Чтобы отослать кое-какие статьи и просмотреть парочку специально отложенных каталогов известных фотографов. Скоро открывалась выставка, и я прикидывал, сгодится ли она как сюжет для глянцевого журнала. Одного звали Питер Хьюго; я встречался с ним в Бамако много лет назад, еще до моей «передряги». К ней я вернусь позже, мой мальчик. И все изложу спокойно, так, чтобы ты правильно меня понял. Понял мои мотивы. И причины той драмы. Питер снимал Нолливуд – нигерийский Голливуд. Фотографии из Лагоса, супержестокой столицы этой страны, захлебнувшейся в нефти, обескровленной коррупцией и убийствами, были сделаны торопливо, тайком, а может, благодаря подкупу и отражали дух земли, на которой вырос этот кино-Гулливер, – черную магию, секс, кровь и нефтедоллары. Я листал страницы, на которых убийцы в ритуальной раскраске сменялись полногрудыми девушками с безумными глазами. А что же снимает Паз? О, ради бога, только не смерть!

И тут в дверь постучали. Да, у меня была дверь – привилегия, которой мне недолго оставалось пользоваться, но которая пока что отгораживала меня от вторжений из open space[20].

Вошел Антон и протянул мне картонную папку.

– Уже?!

Мне даже стало слегка не по себе.

– Похоже, что так.

Я схватил папку.

– Думаю, тебе понравится, – добавил он.

Я развязал тесемки. Пляжи, песок, скалы, шезлонги, люди в купальниках, снятые издалека и как бы сверху. Копошащиеся, словно муравьи. Беззащитные и одновременно трогательные.

Я был в недоумении. Этот жанр, эти тривиальные сценки были слишком далеки от меня. И однако от снимков, пронизанных ярким солнечным светом, исходило какое-то странное очарование. Антон, вероятно, прочел это на моем лице.

– Она работает на пляжах – довольно оригинально, не правда ли?

– Н-да… А почему ты сказал, что мне должно понравиться?

– Ты что, предпочел бы военную тематику? – Но, заметив, как я съежился, поспешил добавить: – Вот видишь…

– Откуда ты узнал, что это ее работы?

– Очень просто: они подписаны – Паз.

– А может, их несколько таких.

– Да, есть и другая.

– Другая Паз? Тогда покажи, что снимает та, другая.

Но он покачал головой:

– Не стоит… Это она.

Он замолчал. Потом смущенно усмехнулся. Я заподозрил что-то неладное.

– На, смотри… Это я оставил на закуску.

В папке лежал еще один конверт потоньше, небесно-голубого цвета.

Затаив дыхание, я открыл его. И даже подпрыгнул от изумления: передо мной во всей красе предстал… зад. Женский зад. Женщина сидела спиной, на краю постели; изящная линия округлых бедер плавно переходила в тонкую талию, в изогнутую спину, а выше прекрасные руки, поднятые над головой, удерживали, словно в ромбовидной раме, густую массу черных волос.

– Где ты это раскопал?

– Студенческая работа. Каталог Школы изобразительных искусств, выпуск 2000 года.

– И какое отношение?…

– Ты хорошо видишь?

– Прекрасно. Хоть сейчас в летчики-истребители.

– Тогда приглядись к левой ягодице, вон там, в самом низу.

– Родинка, что ли?

– Тату.

– Ненавижу девиц с тату.

– Ну так брось это дело, разве что захочешь накатать статейку про ее работы. Потому что вот этот снимок действительно интересен, ты уж поверь мне, я в этом разбираюсь.