Бездна голодных глаз

Скил чуть не заплакал от обиды и бессилия. Еще пару ночей назад он бы не промахнулся; пару ночей пустого живота, три тысячи шагов бесплодных поисков, лишний сырой покойник без вещей, годных на обмен или продажу; и вот тебе… Он все-таки всхлипнул и испуганно зажал рот, озираясь по сторонам.

Крыса тоже раздумала играть, шарахнулась вбок от хлюпающей неуклюжей громадины и растаяла в чернильных провалах между домами. Скилъярд спрятал пращу, сделал шаг, перенося вес на вялую непослушную ногу — и короткий предсмертный писк иглой вошел в мозг трупожога, и ноги оказались способными на мгновенный переброс тела в тень массивной стены. Эх, ноги мои, ноги…

Шаги. Шлепающие, размеренные. Сытые шаги. В пятно света, где еще недавно щерился издевающийся зверек, ступила черная качающаяся фигура, двумя пальцами уцепившая длинный голый хвост давешней крысы с перебитым хребтом. Фигура задумчиво посмотрела на болтающийся трупик и зачем-то присела на корточки.

И когда лицо пришельца стало ясно различимо, Скилъярд судорожно вжался в ледяной сланец стены, и слюна во рту вдруг куда-то исчезла, и голод исчез, и злость исчезла; осталось одно чувство — страх.

В пятне света пристально глядел на крысиные останки не кто иной, как Девона Упурок, сумасшедший убийца, юродивый ужас ночных мародеров.

Днем Девона вечно пропадал где-то, зато после заката… Разное говаривали люди о полоумном уроде, и сам Скилъярд как-то сподобился лично видеть Упурка на подходе к окраинам. Безумец стоял на коленях, держа в руках человеческий череп — то ли свежеободранный, то ли найденный в руинах — и бормотал разные косноязычные глупости, перекидывая мертвую голову с ладони на ладонь. Скил тогда ушел довольно легко, потому что Девона мучительно изогнулся, запрокидывая лицо и крича на луну, словно пытаясь запретить ущербному диску его извечную работу. Чем-то не нравилась ему луна: то ли светила не так, то ли глядела не туда; и легко ушел от него трупожог, а вот сейчас и не ясно-то, как жизнь обломится…

Безумец аккуратно опустил крысу перед собой и встал над ней на четвереньки. Потом поерзал, подумал, и неожиданно дернулся, словно невидимый каблук сломал ему позвоночник.

И смертный визг второй раз полоснул по грозившим лопнуть нервам Скилъярда.

Девона недвижно валялся возле убитого грызуна, луна держала их обоих в фокусе светящейся пыли, и ознобно вздрагивающий трупожог вспомнил треп в бараках о том, как Дикая дружина впервые выкопала этого придурка у входа в каризы. Они приняли обросшего волосами полоумного за жертву, выжившую после тайных забав Подмастерьев, — и ради шутки уволокли его в замок.

Потехи из Девоны не получилось. Он упрямо молчал и позволял себя бить, не доставляя дружинникам никакого удовольствия. Тогда отчаявшиеся солдаты позабирались на стены и выпустили в крепостной двор голодного пардуса. Зверь коротко рыкнул и присел для прыжка. Безумец покосился на хищника, приподнял верхнюю губу, и огонек интереса впервые полыхнул в его тусклых глазах.

Он присел напротив зверя, двигая бесхвостым задом — лучники Дружины клялись потом, что хвост пардуса впечатлял меньше, чем его отсутствие у Девоны — и рыкнул в два раза громче и ниже. Удивленный кот оскалился, клоня голову к пятнистому плечу; Девона прохрипел клокочущим горлом и улыбнулся настолько широко и хищно, что поджавший хвост пардус мигом удрал в родную уютную клетку. Придурок рухнул на все четыре и, радостно мяукая, попытался было сунуться за зверем, — но пришедшие в себя владельцы редкого хищника попрыгали во двор и оттащили Упурка от клетки. Лучше бы они этого не делали.

Разъяренный Девона сломал шею ближайшему, прокусил руки трем следующим дружинникам и, изогнув спину с выпяченными лопатками, вылетел по перекидному мосту за пределы крепости. Там он неожиданно пришел в себя, заплакал и вяло поплелся в город.

Ошалевшие лучники переглянулись и ослабили тетивы луков. Стрелять не стали. И правильно. Или неправильно… Какая теперь разница… Именно тогда юродивого и прозвали Девона — безумец. Упурком его прозвали позднее, когда он на большом ежегодном Кругу прирезал бойца из Кожевенных рядов. Видевшие это утверждали, что Упурок долго и пристально всматривался в танцующего вокруг него кожевенника, потом отобрал у него разделочный нож и стал снимать с противника шкуру, причем делал это весьма профессионально и с большим знанием дела. Девону еле смогли оттащить, но за убийство на Кругу мстить не полагалось; и с тех пор малый или большой Круг редко обходился без участия полоумного. Он дрался тем же оружием, что и выставленный боец, и отвлечь его от раненого можно было лишь хлопая куском сырого мяса по кожаному щиту. При этих звуках безумец улыбался и начинал кланяться собравшимся — пока родственники оттаскивали тело. Он даже иногда помогал им, но только после хлопанья.