Понимая, что тот прав, и в последний раз с признательностью взглянув на великого человека, Ланселот вышел из номера с теми же предосторожностями, что и вошел. С улицы уже раздавались звуки полицейской сирены, и люди в черном, которые до того дежурили у лифта, исчезли, наверное скрывшись по лестнице. Ланселот вызвал кабину и без всяких помех спустился вниз. Не привлекая ничьего внимания, он миновал холл, вышел на улицу и, поймав такси, направился на аэродром. По крайней мере этот раунд остался за ним.
Зеленая папка сделала свое дело. Рузвельт пригласил в Белый дом председателя Национального исследовательского комитета обороны Ванивара Буша, где в присутствии Ланселота дал посмотреть ее содержимое. Буш, бегло пролистав документы, в крайнем изумлении уставился на президента:
– Откуда это у вас, господин президент? Неужели добыли у немцев? Тогда нам будет полный капут, потому что здесь, насколько я понимаю, есть практически все, чтобы изготовить бомбу прямо сегодня.
– Успокойтесь, Вэн, – улыбнулся Рузвельт, – мы взяли эту занятную папочку вовсе не у немцев. Благодарите вот, Ланселота. Впрочем, можете считать это и подарком непосредственно от Господа Бога или что-то вроде того. Скажите-ка мне лучше, когда мы реально можем рассчитывать на конечный результат? Вы сказали «сегодня», но я вас не тороплю. Что, если я вам скажу, что бомба нужна мне, например, завтра?
– Господин президент, я, конечно, выразился фигурально. Не сегодня и не завтра, но по меркам задачи такого масштаба достаточно скоро – через год или два! Ведь речь идет не о лабораторной разработке, а о промышленном производстве: надо привлечь тысячи людей, построить с дюжину крупных заводов, запустить процесс накопления необходимого количества урана и плутония, провести испытания… И потом, нужны большие деньги, беспрецедентно большие, думаю несколько сот миллионов долларов!
– Я понимаю, Вэн, но когда речь идет о жизни и смерти, все становятся намного сговорчивее, так что деньги будут. Меня беспокоит другое – как сохранить такой огромный проект в тайне от противника? Думаю, надо поручить это дело не просто ученым. Пусть всеми организационными вопросами и безопасностью руководит человек военный, поищите кого-нибудь в штабе тыла.
– Кажется, я знаю такого. Что вы скажете насчет полковника Лесли Гроувза – заместителя начальника штаба тыла. Я слышал, что мимо него и мышь не проскочит. К тому же у Гроувза, кажется, неплохая техническая подготовка, а здесь очень важно, чтобы военные и ученые могли разговаривать между собой на одном языке.
– Что ж, Гроувз так Гроувз. Присвоим ему для придания веса проекту звание генерала. А кто будет заправлять там всем от науки?
– Я думаю, что нет ничего лучше, как поручить руководство тому, кто написал все это, – сказал Буш, похлопав рукой по папке с расчетами. – Он, без сомнения, истинный гений!
– Полагаю, этот гений уже не сможет нам ничем помочь. Не так ли, Ланселот? – грустно спросил, взглянув на Ланселота, Рузвельт.
– К несчастью, да, господин президент, – подтвердил тот.
– Жаль, очень жаль. В таком случае я предлагаю кандидатуру Роберта Оппенгеймера, профессора физики из Калифорнийского университета в Беркли, – откликнулся Буш. – Он, как мне кажется, будет наиболее пригоден для этого дела. Правда, злые языки твердят, что Роберт чуть ли не коммунист, но это явное преувеличение.
– Вэн, про меня самого судачат, что у меня красные подштанники. Не знаю, откуда они это взяли, разве что проболталась одна из моих пассий, ха-ха-ха! А если серьезно, то коммунисты, а тем более евреи, имеют больше причин утереть нос Гитлеру, чем кто-нибудь еще… Но погодите-ка, уж не из тех ли он Оппенгеймеров, у которых, помнится, были алмазные копи в Южной Африке?
– И были, и есть, господин президент. Эрнест Оппенгеймер – председатель совета директоров «Де Бирс»: «Бриллианты навсегда». Правда, наш Оппенгеймер – всего лишь его дальний родственник.
– Ну и что с того. Я тоже дальний родственник президента Теодора Рузвельта, а вот женился на его родной племяннице. Нет, ворон ворону глаз не выклюет, так что поговорите срочно с Робертом Оппенгеймером. А Лесли Гроувз за ним приглядит. Так, на всякий случай. И давайте обозначим все это предприятие как-нибудь так, чтобы сложно было догадаться о его истинном предназначении. Говорите, Оппенгеймер из Калифорнии, из Беркли? Тогда проект надо назвать от противного, к примеру нью-йоркским или даже манхеттэнским. Направим тех, кто любит совать нос в чужие дела, по ложному следу, пусть себе ищут концы в Колумбийском университете, на Манхэттене.
После того, как Буш удалился, Рузвельт задумчиво сказал: