Бездна и Ланселот

– Вот так порой срываются переговоры и начинаются войны – из-за сущей ерунды! Я просто заметил, что у Черчилля, по его обыкновению расстегнута ширинка, и, чтобы избежать конфуза, предупредил его об этом. Он же мне ответил в своей неповторимой афористичной манере, чтобы я не беспокоился, ибо «старый орел не вылетит из гнезда!». А русские, наверное, подумали: «Кто еще здесь может быть „старым орлом“, кроме товарища Сталина? А „Гнездо“ – это, конечно, Ливадийский дворец. Ясно как день, что коварные капиталисты сговорились устроить на нашего вождя покушение». Но если это и было покушение, то лишь на меня, потому что я только что чуть не помер со смеха.

Но русские, кажется, так не считали, потому что явно старались, чтобы Рузвельт и Черчилль не оставались наедине. В один из дней саммита после утреннего заседания Рузвельт выразил намерение посетить резиденцию английского премьера, которая, как ему сказали, по своей красоте и роскоши превосходит даже саму Ливадию. Учитывая, что и Ливадийский дворец так ему понравился, что он даже полушутя просил Сталина его ему продать, желание президента отправиться в Алупку было неколебимым, хотя Черчилль и пытался его от этого визита мягко отговорить, ссылаясь на опасности, которые могут поджидать в горах. Однако Рузвельт отмахнулся, сказав, что поедет с кучей охраны, причем не на своем линкольне, который тоже будет в его кортеже, а на обычном виллисе, так что никто ничего не заметит. Русские же при всем желании не могли помешать этой неожиданной инициативе высокого гостя. Тогда Сталин заявил, что и он хочет навестить Черчилля и поедет вместе с ними. Конечно, отказать хозяину встречи также никто не посмел.

Поскольку в феврале рано темнеет, решили ехать немедля. Двухметровый чернокожий телохранитель Рузвельта Джим пересадил его из инвалидной коляски в переднее пассажирское кресло открытого виллиса, в котором были установлены специально сконструированные для парализованного президента стальные перила, выполнявшие роль ограждений, поскольку дверей у виллиса не предусмотрено.

Сам охранник уселся слева на заднем сиденье, справа от него устроился Ланселот. Кортеж Черчилля отправился первым с трехминутным отрывом, замыкал шествие с таким же отставанием Сталин в своем бронированном лимузине, в окружении четырех бронетранспортеров, битком набитых автоматчиками.

Дорога из Ливадии до Алупки шла вдоль берега, изобилуя подъемами, спусками и крутыми поворотами, с которых порой открывались живописные виды на расстилавшееся внизу море и дикие величественные скалы, одна из которых, как было известно Ланселоту, была увенчана крошечным, почти игрушечным замком и за свою живописность называлась Ласточкино гнездо. По пути им не попадалось ни одной посторонней машины, потому что все дороги в округе были давно перекрыты, и гостям всегда предоставляли «зеленую улицу». Тем большее удивление вызвало у Ланселота, что за одним из очередных поворотов неожиданно вырос преградивший дорогу советский военный патруль: офицер, поднявший руку в знак того, что кортеж должен остановиться, а с ним семь автоматчиков. Конечно, это могла быть дополнительная мера предосторожности, однако было почти невероятно, чтобы какой бы то ни было патруль осмелился заступать дорогу американской делегации, а тем более самому Сталину. А если бы впереди на дороге случилось какое-то препятствие: промоина, упавшее дерево или обвал камней, то сначала остановили бы кортеж Черчилля, но он, по-видимому, проехал без помех. Наметанным взглядом десантника Ланселот машинально отметил, что здесь идеальное место для засады: на повороте машины вынуждены были затормозить, недалеко впереди еще один крутой поворот с резким подъемом вверх, слева – обрывающийся к берегу моря край пропасти, справа – склон горы, покрытый густым лесом, где легко могли укрыться снайперы. И как раз в тот момент, когда он это подумал, низкое зимнее солнце бросило свой луч на горный склон, и среди нависших над дорогой кустарников он явственно увидел отблеск стекла, который мог принадлежать лишь оптическому винтовочному прицелу. Первой в кортеже шел бронетранспортер с охраной, вторым – бронированный президентский лимузин, в котором ехал только начальник службы безопасности и фотокорреспонденты, в том числе Лорена Гикос, и лишь третьим – их виллис с Рузвельтом, а за ними еще одна машина охранения.

«Так, – лихорадочно соображал Ланселот, – первой машине достанется из семи автоматов от тех, кто стоит на дороге, под бронированный линкольн для верности закинут пару противотанковых гранат. Значит, вперед нам путь закрыт. Заднюю машину тоже могут подорвать, чтобы никто не смог развернуться. Объяснять что-либо русскому водителю поздно, да и не поймет он ничего по-английски, так что надо действовать!»

– Это засада, господин президент! – прокричал он в ухо впереди сидящему Рузвельту.