Бездна Кавказа

Долговязый Гена молча взял у Михаила телефон, снял заднюю крышку и налепил на нее изнутри нечто, напоминавшее кружок обыкновенной самоклеющейся пленки черного цвета. Крышка с легким щелчком стала на место, и телефон перекочевал обратно к владельцу.

— Это жучок, — объяснил Дорогин. — Теперь мы сможем прослушивать ваши переговоры.

— Что за жизнь, — сказал Михаил. — Весь в датчиках, как какой-нибудь киборг — солдат будущего…

— Шел бы в строители, — посоветовал Дорогин. — Профессия уважаемая, востребованная, денег куры не клюют, и никаких тебе жучков, кроме древоточцев.

Михаил молча откинулся на спинку сиденья и стал смотреть, как за забрызганным окном проплывают переполненные транспортом и спешащими куда-то пешеходами московские улицы.

* * *

Ярко-красный полноприводной «додж», такой приметный, что в нем просто невозможно было заподозрить машину наружного наблюдения, стоял напротив кафе, в котором пять минут назад скрылся владелец и единственный сотрудник частного сыскного агентства «Доберман и К^о» Борис Олегович Лесневский. Выбравшись из своего «цивика», новизна и яркий дизайн которого находились в разительном контрасте с непрезентабельной внешностью владельца, господин Лесневский даже не дал себе труда оглядеться по сторонам. Впрочем, небезызвестный горбоносый шатен, напарник и непосредственный начальник небритого водителя Вахи, подозревал, что Борис Олегович видит и замечает куда больше, чем старается показать, в противном случае его давно уже не было бы в живых.

Небритый Ваха заметно нервничал: ему не давала покоя остановившаяся поодаль черная «Волга» с длинной антенной радиотелефона на крыше. Эта машина следовала за Михаилом Шаховым с самого утра, как привязанная, сильно осложняя жизнь экипажу красного «доджа». Наличие этой машины не было предусмотрено планом; она являла собой посторонний, неизвестный, а следовательно, угрожающий фактор, с которым приходилось считаться. Похоже было на то, что клиент с толком использовал предоставленную ему передышку и обратился к кому-то за помощью и поддержкой. Ваха не знал, где и кем он работает; в противном случае его беспокойство было бы куда сильнее.

Напарник Вахи, горбоносый Аслан, выглядел невозмутимым, хотя причин для беспокойства у него было куда больше, чем у небритого водителя. Природа наделила его острым умом, а получаемые родителями доходы позволили в свое время окончить университет. Высшее образование отточило его мыслительные способности, вооружив логикой и привив привычку думать системно, да и знал он чуточку больше, чем его напарник. Как и Ваха, он нисколько не сомневался в мудрости и предусмотрительности уважаемого Мустафы Акаева, который послал их на это задание. Но, в отличие от водителя, который знал о существовании шахмат только понаслышке, Аслан понимал: с точки зрения хорошего игрока мудрость частенько заключается в умении жертвовать своими фигурами ради достижения конечной цели. Впрочем, выбора у него все равно не было, поскольку альтернативой беспрекословному выполнению приказов уважаемого Мустафы служила мучительная смерть.

Отправляя их на задание, уважаемый Мустафа туманно рассуждал о каком-то великом деле, которое посеет в сердцах неверных страх перед воинами аллаха, о зеленом знамени ислама, что рано или поздно взовьется над всем миром, и прочих возвышенных вещах, не забыв упомянуть также о почете, уважении и богатстве, ожидающих храбрых джигитов в недалеком будущем. Эти рассуждения уже тогда, в самом начале, поселили в душе Аслана некоторое беспокойство: он знал, что великие дела не обходятся без великих жертв, и первыми обычно погибают те, кто находится на острие удара.