Бездна между нами

Вдруг меня осенило: Оушен надеется, что я их выскажу. Сегодня. Может, прямо сейчас. Я испугалась не на шутку.

Но ведь он со мной не таится.

Прямо говорит о своих чувствах. Даже когда еще ничего не было решено между нами, он сказал правду. Сама бы я не осмелилась открыться.

Так что теперь, под одеялом, я начала довольно храбро, хотя и чуть слышно:

– Я по тебе скучаю. Мы расстались всего несколько часов назад – а я уже скучаю. Хочу смотреть тебе в лицо. Хочу, чтобы ты меня обнял. – Я закрыла глаза. – Потому что у тебя руки такие сильные и с тобой надежно и спокойно. И ты… ты удивительный. Чудесный. – Теперь я шептала. – Даже не верится, что такие на свете бывают.

Я открыла глаза. Телефон от моей пылающей щеки раскалился. Оушен молчал – и слава богу! Пусть молчит – и дышит. Вот так – глубоко, гулко. А я послушаю. Я зависла в его молчании, в его дыхании. И вдруг упала. Прямо в исповедальню.

– Сегодня мне очень хотелось тебя поцеловать, – призналась я. – Вот бы ты сейчас был со мной!

Я уловила его вздох.

Точнее, долгий, медленный выдох. Когда Оушен наконец заговорил, голос был напряженный и сдавленный, как при удушье:

– Тебе никак нельзя из дому выбраться?

Он осекся.

Я рассмеялась.

– Нет. Я уже и сама думала. Не веришь?

– Верю. Только, спорим, не так усиленно, как я?

Я улыбнулась.

– Давай прощаться. Уже, наверно, три часа ночи.

– Так поздно?

– Да.

– С ума сойти.

Я снова засмеялась.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи.

Я закрыла глаза, прижала телефон к груди. Комната завертелась, меня затянуло в воронку сна.

Глава 25

Вот уже три недели мы с Оушеном худо-бедно скрывали свои отношения. Да, на нас по-прежнему порой таращились, но мой план действовал, ситуацию контролировали мы сами. Разговаривали по ночам. В школе виделись, если расписание позволяло, но не приближались друг к другу. Вскоре даже самым любопытным надоело нас отслеживать: какой интерес, когда мы не даем повода для сплетен? Пустые расспросы я игнорировала. Предложения Оушена подбросить меня в школу – тоже. Конечно, мне самой этого хотелось, но я знала: наше появление на парковке станет настоящим шоу. Которое нам без надобности.

Оушен ужасно расстраивался. Наверное, даже подозревал, бедный, что я его на самом деле отталкивала. Ничего подобного. Я только им и жила. С ума сходила. И чем сильнее сходила, тем больше хотела защитить его.

Однажды мы зависли возле моего шкафчика. Шла большая перемена. Я прятала одни учебники, доставала другие. Оушен ждал, прислонясь к железным дверцам, периодически заглядывая в мой шкафчик. Вдруг у него глаза вспыхнули.

– Это и есть твой дневник, да?

Ловким движением Оушен сцапал потрепанную толстую тетрадь. У меня сердце так забилось, что перед глазами хвостатые точки замельтешили. Я выхватила дневник, прижала к груди. Ужас мой был неописуем. Не хватало, чтобы Оушен прочел мои откровения – ни сегодня, ни вообще! В противном случае я навек потеряю лицо. В глаза Оушену взглянуть не посмею. Мои впечатления от физических контактов с ним – и даже от пребывания рядом с ним – занимали десятки страниц. И были изложены, пожалуй, чересчур детально.

Оушен сочтет меня сумасшедшей.

Он только посмеялся – над выражением моего лица, над быстротой реакции. Потом взял меня за руку, провел пальцами по ладони. Клянусь: от одного этого у меня голова закружилась.

Далее Оушен прижал мою ладонь к своей груди. Он часто так делал, зачем – не знаю. Сам не объяснял, я не спрашивала. И не протестовала. Мне это казалось очень трогательным.

– Почему ты так испугалась? Что плохого, если я почитаю твой дневник?

Я замотала головой. Сама чувствовала, что глаза все еще круглые от страха.

– Незачем его читать. Это скучно.

Оушен расхохотался.

Тогда-то я впервые и увидела этого человека. Отчетливо помню: Оушен хохочет, запрокинув голову, я на него засмотрелась – и вдруг ощущение, будто меня буравят взглядом. Я бы не стала отводить глаза от Оушена, выяснять, кто там такой беспардонный, однако взгляд сочился злобой. Причем неразбавленной. Я обернулась. Поодаль стоял тренер Оушена.

Стоял и качал головой. Осуждал меня.

Я даже попятилась. Не сообразила бы, кто это, но Оушен проследил мой взгляд. Живо перестал смеяться. Сказал «здравствуйте». Тот тип – позже я узнала, что его фамилия Харт, – ответил, причем довольно дружелюбно. Однако в коротком промежутке между взаимными приветствиями я заметила: тренер Харт успел сделать обо мне выводы. Мы с Оушеном еще не разъяли рук – тренер Харт покосился на них и зашагал прочь.

А я почуяла недоброе. Прямо физически тошно стало.

Глава 26

Оушен пришел к нам в День благодарения.

Мои родители к этому празднику относятся с пиететом. Всегда отмечают его по всем правилам. У мамы слабость к каждому, кто бесприютен, поэтому в День благодарения дверь нашего дома открыта для друзей и знакомых. Каждый год с нами за стол садятся разные люди. Обычно приятели Навида, у которых либо нет родни, либо, наоборот, родни хоть отбавляй, но время с ней проводить не хочется. Такие одинокие души неизменно находят убежище у нас. Это уже традиция.