Я поднял голову и взглянул на Алека. Я пытался представить ее с ним. То как она притрагивалась к нему, как позволяла ему любить ее тело. И понял, что-то, что раньше причиняло мне такую боль, теперь отдавалось лишь глухим отголоском в моей душе. В конце концов, он и вправду всего лишь любил ту же женщину, что и я.
Поднявшись, я нашел на столе бумагу и перо. Сделав несколько записей, я протянул листок Алеку.
— Это то, ради чего ты меня искал. Теперь я хочу, чтобы ты оставил меня, и не пытался больше никогда меня отыскать. Пусть я для тебя стану мертвым. Я уже чувствую себя лишь призраком, во мне больше не осталось ничего от прежнего, хоть я и вечно буду терзаться прошлым, — безжизненно проговорил я.
Он кивнул, и тоже поднявшись, потянулся за своими вещами. Но прежде чем открыть дверь и навсегда исчезнуть из моей жизни, он обернулся и отдал мне запечатанный сверток, который он достал из своей дорожной сумки.
— Здесь несколько ее вещей. И также то, что ты должен уже давно был узнать. Открой его, когда будешь готов. И еще, — добавил он на прощание, — она очень любила тебя, друг.
Оказавшись наедине с собой, я налил себе в стакан вина. Но взяв его, я заметил оставшиеся засохшие пятна крови на руках. Я поставил стакан на место, так и не сделав ни одного глотка. Вместо этого я поднес свои ладони к горевшей свече и стал разглядывать их.
Я смотрел на свои окровавленные руки и вновь переносился туда, в ту ужасную роковую ночь. А потом я взял свои запасы опиума, открыл сразу несколько пузырьков и не разбавляя выпил их. И спустя несколько мгновений, моя голова окуталась в туман, мысли проносились одна за другой, ну, а я уносился прочь от них, от всего, что еще оставалось живым во мне.
***
— Видел ли ты хоть раз танец восточной женщины? Даже если и да, то это не идёт ни в одно в сравнение с тем, как танцевали наложницы султана. Мы обучались этому годами, когда каждое движение становилось не только естественным, но и исполненным страсти и обещания неземного блаженства. Красота изящных линий, пленительность взгляда, яркость струящихся тканей, подчеркивающих изгибы женского тела, звон золотых браслетов на запястьях и лодыжках, смешанный с боем барабанов, звуками флейты-мизмары и струн аль-удов. Прерывистый свет горящих свечей и запах терпких благовоний. Все это невозможно забыть, увидев лишь однажды.
Но вспоминая дни, проведенные в гареме, передо мной предстает не это, а нежная улыбка моей возлюбленной, ее сверкающие любовью и нежностью глаза. И когда я исполняла танец для султана, то представляла, что в покоях не было никого кроме нас с ней. Я не опускала свой взгляд, не смущалась от того, что она видела меня полуобнажённой. Я разделяла ее чувства, и мои глаза выражали невыносимое желание принадлежать лишь ей, полностью и безвозвратно.
Звучащий ритм, совпадающий с моим пульсом, мои раскованные и завлекающие движения, холод сабли на моей груди и животе, и все более и более неистовый танец. Я останавливалась только когда смолкала музыка, замирая напротив нее, окончательно потонув в ее глазах. Именно тогда я дала клятву любить ее до своей смерти, идти за ней, куда она ни позовет, никогда не предавать, не причинять боль. Непостижимым образом она завладела моей душой, будто стала госпожой ей, и я не требовала ничего взамен этого. Потому что я знала, что даже если она меня разлюбит, то я не смогу забыть ее никогда.
Когда темнело, я сидела в своих покоях и ощущала запах соленого бриза, настолько насыщенный, что казалось, будто он отставлял следы на теле. Босфор — мой друг, мой безмолвный покровитель.Он привел меня к моей любимой в эту прекрасную и жестокую османскую землю. И именно его воды должны были унести нас в далёкие земли, помочь нам быть вместе, суметь обмануть судьбу и избежать наших участей. Наш побег был назначен через пару недель. Но уже тогда у меня было предчувствие, будто должны пройти годы, прежде чем мы сможем обрести друг друга. Но я отгоняла эти мысли, рядом с моей любимой не было места сомнениям и страхам. Я верила, что любовь может справиться с любыми трудностями.
Любое наше свидание с ней наедине было рискованно, и если бы нас поймали, то нас обеих ждала бы неминуемая гибель. Но мы были не в силах прятать свои чувства, не могли бороться с ними. Поэтому даже смерть стала для нас малой платой за то, чтобы иметь возможность быть вместе, видеть друг друга.
В наши последние дни в гареме, наступила ночь, которая стала для меня особенной, ее я провела наедине с ней. Я вдыхала аромат ее кожи, ощущала скользящий по моему телу взгляд, прикасалась к ее бархатному животу, поднимаясь все выше и замирая от теплоты ее дыхания, находясь внутри нее, чувствуя ее вкус на своих губах, и желая лишь того, чтобы не наступало утро, чтобы ни один луч света не смог иметь власти над нами, не заставил нас снова разлучиться.