Бездушный принц

Она оставила мне знак.

Оливер Касл забрал ее, я знаю это.

И я думаю, что знаю наверняка, куда он направился – в небольшой пляжный домик, который Генри Касл только что продал. Тот, который Оливер так любил. Тот, который пустует прямо сейчас.

Аида

Ни за что бы не залезла в этот гребаный багажник, если бы знала, как далеко Оливер собирается ехать. Кажется, я лежу тут уже целую вечность. К тому же за обедом я выпила много воды, и теперь мне очень нужно в туалет. А еще я волнуюсь, не сделал ли Оливер что-нибудь с моей сумочкой. К сожалению, он не был настолько глуп, чтобы оставить ее со мной. Я схожу с ума от мысли, что он мог просто выкинуть ее в окно или что-то в этом роде, а это значит, что моя бесценная коробочка исчезнет снова.

Судя по моим ощущениям, долгое время мы едем по шоссе – плавное, уверенное движение в одном направлении. В конце концов мы сворачиваем и начинаем медленно и рвано ехать по дорогам, которые явно более узкие и менее ухоженные. Пару раз машину тряхнуло так сильно, что я ударилась головой о крышку багажника.

Я щупаю руками в темноте в поисках чего-нибудь полезного. Будь здесь монтировка, я бы воспользовалась ею, чтобы вышибить мозги Оливеру в ту же секунду, как он откроет багажник.

Наконец, машина замедляется. Кажется, мы прибыли, куда бы ни направлялись. Я не нашла никакого оружия, но это меня не остановит. Я жду, сжавшись и приготовившись, когда Оливер откроет багажник.

Шины скрипят по гравию и останавливаются. Я слышу, как открывается дверца машины, и чувствую, как взлетает подвеска, когда Оливер поднимает свою внушительную тушу с переднего сиденья. Потом я слышу, как он идет к задней части машины.

Багажник открывается.

Солнце садится, но его свет все равно слепит мне глаза после темноты багажника. Тем не менее я бью обеими ногами так сильно, как только могу, прямо Оливеру в промежность.

Он отпрыгивает назад, так что мои ноги едва касаются его бедра. Чертовы рефлексы спортсмена.

– Как предсказуемо, Аида, – вздыхает Оливер. – Вечно ты борешься.

Он хватает меня за ногу и наполовину вытаскивает из багажника. И тут замечает отсутствие кеда.

– Что случилось с твоей обувью? – спрашивает он.

– Почем мне знать? – говорю я. – Я была слишком занята, будучи похищенной и запертой в багажнике. Надеюсь, ты не потерял еще и мою сумочку.

– Нет, – отвечает Оливер.

Он отпускает мою ногу, и я встаю, оглядываясь.

Мы припарковались у небольшого голубого пляжного домика. Вода плещется всего в ста ярдах[42], наплывая на гладкий песок кремового цвета. Дом с обеих сторон окружен густыми зарослями деревьев, но сзади ничего не перекрывает прекрасный вид на море. Я раньше здесь не бывала. Тем не менее я прекрасно понимаю, где мы. Оливер постоянно болтал об этом месте. Это его семейный коттедж.

Он хотел привезти меня сюда. Мы были в другом коттедже, прямо на краю национального парка Индиана-Дюнс. Это была та самая ночь, о которой говорил Оливер на вечере сбора средств, – когда я была в белом бикини, и мы занимались сексом на песке.

Похоже, для него это была какая-то волшебная ночь. Мне же было холодно и неудобно, и к тому же меня искусали комары.

Но вот мы снова вместе, на этот раз в резиденции Каслов. Оливер приезжал сюда, когда был ребенком. Он рассказывал, что это было единственное время, когда он видел своих родителей более десяти минут подряд. Что, конечно, печально, но не настолько, чтобы заставить меня забыть о похищении.

– Ну, что ты думаешь? – с надеждой спрашивает Оливер.

– Он… э-э-э… именно такой, как ты описывал.

– Точно! – радостно соглашается Оливер, не замечая отсутствия у меня энтузиазма.

– Не забудь про мою сумочку! – напоминаю я.

Он снова открывает дверь со стороны водителя, чтобы забрать мою сумочку с переднего сиденья.

В тот момент, когда он наклоняется, я начинаю бежать от него по направлению к воде.

Проще было бы добежать до дороги, но тогда он нашел бы меня за две секунды. Я надеюсь, что смогу спрятаться где-нибудь среди деревьев или дюн.

Как только мои ноги касаются песка, я понимаю, что это был совершенно идиотский план. Я и так бегаю плохо, что уж говорить о беге по рыхлому песку. Это словно кошмар, в котором ты мчишь изо всех сил, но при этом едва движешься.

При этом Оливер в былые годы пробегал 40 ярдов[43] за 4,55. Может, со времен своего спортивного величия мужчина и прибавил несколько фунтов, но, опустив голову и размахивая руками, он пробивается сквозь песок как заправский полузащитник.

Оливер хватает меня и сбивает с ног с такой силой, что из моих легких вышибает весь воздух до последней молекулы кислорода. В них настолько пусто, что это вызывает у меня рвотный рефлекс, прежде чем мне, наконец, удается сделать сладкий глоток воздуха.

В голове гудит. Я от макушки до пят покрыта песком – песок у меня во рту, в волосах. И, хуже всего, в моем гипсе, что будет теперь сводить с ума.

Оливер уже на ногах, смотрит на меня без толики сожаления.

– Я не понимаю, почему ты делаешь это с собой, Аида, – говорит он. – Что за склонность к саморазрушению.