Безголовое дитё

Чай у нас особенный. Мама привезла из Ашхабада огромный чёрный брикет, который издавал запах сушёных фруктов. Он был липкий, с кислинкой и пачкал руки. Мама отломила два маленьких кусочка и положила в стаканы. Потом залила кипятком. Пока чай заваривался, она открыла коробку с конфетами и дала мне две штуки. Шоколадных конфет я никогда не ела. Откусив малюсенький кусочек, ощутила мягкое таяние во рту и обильное слюноотделение. Проглотив сладкие ароматные слюнки, от удовольствия даже закрыла глаза и поняла, что сегодня лучший день в моей жизни. Я радовалась, смеялась, запивая конфету чаем, пахнувшим грушами, яблоками и ещё чем то неизвестным. Коробку с конфетами мама засунула на полку, которая была прибита к стене очень высоко, почти под потолком. На той полке лежали два мешочка с кишмишем и курагой. Мама каждый день выдавала мне по маленькой жменьке сладких сушёных фруктов. "Это не лакомство, а витамины" — строго говорила она наверно для того, чтоб я больше не просила. Сама достать их я не могла, даже приставив стул. Эта полка всегда притягивала моё внимание, когда я оставалась одна.

ПАПА ЖОРЖ

Однажды я сидела на полу, уставившись на любимую полку, и придумывала способ добраться до неё. Если стул поставить на диван, то может быть, я дотянусь и стащу коробку, но вся беда в том, что диван мягкий и неровный, стул обязательно опрокинется, я упаду, выроню коробку, конфеты рассыпятся и, самое страшное — мама начнёт "читать мне нотацию". Бабуня никогда не воспитывала меня. Правда, сильно ругалась, если я что-нибудь натворю. Не меня ругала, просто громко возмущалась: "Шо за дытына, нэ мае покою! В приют её отдать, чи шо!" А потом надолго замолкала и не обращала на меня внимания. Я и так к ней подлезу и сяк, а она смотрит в стенку, молчит и молчит, будто меня и вовсе нет на свете. А мама принялась за моё воспитание сразу, как только мы приехали в Кировоград. Однажды я слышала её разговор с тётей Полиной, лучшей маминой подругой и соседкой по гримёрке. Мама жаловалась ей: "Ветуня невоспитанная девочка и придётся потрудиться над её характером. Понимаешь, мама у меня тёмная, неграмотная. Занималась в основном выживанием, а не воспитанием". Мама же часто "читала мне нотации" и требовала, чтоб я во время этих "нотаций" смотрела ей в глаза. Я не могла заставить себя смотреть в её недовольные глаза, опускала лицо, глядя себе на живот, и крутила кулачками за спиной, так как у меня сразу начинали «чесаться кости». Мама жёстким указательным пальцем поднимала мой подбородок, резко опускала мои руки "по швам", да-да, так и говорила — "руки по швам", хотя я не понимала, по каким ещё швам. Пронзительно смотрела в мои глаза, повторяя — "смотри мне в глаза, смотри мне прямо в глаза!" По моим щекам катились крупные слёзы, но я не могла их вытереть, так как руки мои были " по швам". Маминых "нотаций" я боялась больше всех своих страхов. В такие моменты мне казалось, что она не любит меня.

И вот в тот момент, когда я отказалась от своего желания достать коробку с конфетами, в дверь кто-то постучал. Я знала, что в доме никого нет, так как Лидия Аксентьевна была в институте, мама на репетиции, а входная дверь должна быть на задвижке. И вдруг вспомнила, что вернувшись со двора, я не закрыла дверь на задвижку, собиралась пойти ещё погулять. Я застыла в ожидании повторного стука. Может мне показалось? Но стук повторился.

— Кто там? — еле шевеля губами от страха, спросила я, глядя на незапертую дверь.

— Это я, твой папа, открой, — раздался из-за двери низкий мужской голос.

— Жорж? — осмелев, мой голос прозвучал громче.

— Да, Светочка, твой папа Жорж, — тихо донеслось из-за двери.

Я встала с пола и спряталась за спинку стула.

— Ты позволишь войти? — опять тихо спросил мужской голос.

Этот голос я хорошо помнила. Он часто звучал во мне, когда я вспоминала Жоржа, ползущего за мамой на коленях. Иногда я представляла — вот если бы мама простила его, тогда как бы мы теперь жили? Хорошо или плохо?

— Позволю, заходи, — страх окончательно ушёл, осталось любопытство, и я выглянула из-за спинки стула.

Дверь открылась, и на пороге появился мой папа Жорж. На лице его мелькнула виноватая улыбка и дёрнулась щека. Мне опять стало очень жалко его, и я засопела в предчувствии слёз, но изо всех сил сдерживала их. Стало почему-то стыдно, и я опять спряталась за стул.

— Ну что ты прячешься? Я так хотел с тобой встретиться наедине, обнять тебя, доченька моя хорошая. Ну, иди ко мне. Давай поздороваемся.

Я вышла из-за стула и остановилась, не решаясь подойти ближе. Тогда Жорж сам подошёл ко мне. Поставил на пол малюсенький чемоданчик, опустился передо мной на колени, протянув ко мне руки. Мы обнялись. Жорж взял моё лицо в свои руки и долго смотрел в мои глаза.

— Так вот ты какая, зеленоглазая. Совсем взрослая. Я тут принёс тебе подарки.