На дворе совсем стемнело. В стёклах окна отражалась наша комната и тусклая электрическая лампочка, свисающая с потолка на длинном проводе. Сидя за столом, я часто вечерами разглядывала это отражение; видела себя с большим бантом на голове, размахивала ручками, шевелила пальчиками, показывала окну Тамилу в разных позах. "Крутила кино" — однажды сказала мама, застав меня за этим занятием. И вдруг я увидела в мутном отражении комнаты на фоне двери чьё-то незнакомое лицо. Я обомлела, боясь пошевелиться.
"Это он… Молох! Это про него говорила мама. Он отнимает родителей у детей, — молнией пронеслась в голове догадка, — Он пришёл за мамой. Хорошо, что она ушла".
Сжав в руке стакан, я резко развернулась и изо всех сил швырнула его в сторону двери. Стакан, громко ударившись о дверь, отлетел на середину комнаты и раскололся на две части. Долго смотрела я на старую коричневую дверь с облупившейся краской и не понимала, куда девался Молох. Затаив дыхание, на цыпочках подошла к двери и быстро повернула ключ в замке. На дрожащих ногах еле-еле доползла до дивана и рухнула на него без сознания.
Проснулась от громкого стука в дверь и маминого возбуждённого крика:
— Ветуня! Открывай! Ты слышишь? Открой дверь…
Ничего не соображая, сползла с дивана и повернула ключ в двери.
— Доченька моя, — мама прижала меня к холодному и мокрому от растаявшего снега пальто, — что с тобой? Почему заперлась? И не разделась?
Я уткнулась в мокрый мех чернобурки. Холод меха освежил меня, и я окончательно проснулась. Захотелось всё рассказать маме.
— Всё, всё, мамочка, не бойся. Он приходил за тобой, а я не забоялась и кинула на него стакан. Тогда он забоялся и убежал.
— Кто приходил? Жорж? Так он был в театре. Он же занят в спектакле… Ничего не понимаю…
— Не Жорж! А Молох! Я ка-ак развернулась, ка-ак дала ему по башке стаканом… Он сразу убежал… а я закрыла дверь на ключ.
— Ладно, хватит глупости молоть. Разбила стакан и придумала чёрте что… Фантазёрка… Раздевайся и в постельку, — мама встряхнула чернобуркой, и брызги разлетелись по комнате.
А мне так хотелось, чтоб мама пожалела меня, похвалила, поужасалась со мной. А главное, чтоб
ПРАЗДНИКИ
Пытаюсь свои воспоминания раскладывать в хронологическом порядке. И вдруг понимаю, что куда-то исчез Новый год… Наверняка в нашем доме была ёлка. "Шишка" Анатолий Василич не мог оставить детей без ёлки. Вспоминается только один эпизод, который относится к Новому 1945-му году. Я стою у огромного стола. Пальцы слипаются от мучного клея. Стараюсь вдеть кусочек бумажной ленточки в колечко длинной цепи, состоящей из множества разноцветных бумажных колец, и склеить концы. Зелёная бумажная ленточка липнет к пальчику, я никак не могу с ней справиться. Генка разрезает ножницами газету на длинные ленты. Витюнчик красит эти ленты акварельными красками. Краски принесла Жанна. Пацаны смеются надо мной, а я "нервичаю". Потом сразу — наряженная ёлка, обвитая разноцветной газетной цепью. На колечках сквозь краску проглядывают чёрные буквы. И хвойный запах… Всё. Не помню ни праздника, ни подарков, ни веселья. Вот и день Победы выплыл из памяти всего лишь небольшим фрагментом. Мы, все жильцы нашего дома: пацаны, тётя Стэлла, Анатолий Василич, Жанна, Лидия Аксентьевна и я, все кроме мамы, стоим на веранде и смотрим в небо. Грохот, стрельба! Точь-в-точь, как в день освобождения Одессы. В небе взрываются разноцветные ракеты. Все орут, смеются. В доме пахнет пирогами. На веранде воняет водкой. Это от Анатолия Василича. Он сказал, что на площади стоит большая бочка с водкой и всем наливают "за Победу". Мне хочется плакать. Я подозреваю, что мама пошла не на спектакль, а с подругами на площадь, и от неё тоже будет вонять водкой. Никто не замечает моего исчезновения с веранды. Я сижу под столом в кухне, в самом дальнем углу. В этом углу я когда-то обнаружила ведро с тем злосчастным керосином. Сейчас здесь стараниями тёти Стэллы пусто и чисто. Мне очень хочется, чтоб меня искали и долго не находили. Чем дело кончилось, не могу вспомнить.
ПЕРЕЕЗД НА НОВУЮ КВАРТИРУ