Мама встала на табуретку и немного прикрыла заслонку, торчащую в стене над печкой. Пшённая каша в маленьком ковшике быстро закипела и весело забулькала. А мама, поставив на стол «видавшее виды» раскладное зеркальце, приступила к «ежеутреннему марафету». Обычно при этом она обязательно распевалась. Сначала тихонько, чтоб не сорвать спросонья голос. Постепенно набирая силу, переходила к гаммам, которые я терпеть не могла. На лицо наносила ланолиновый крем, вляпывая его пальцами в кожу щёк, лба и под глазами. Пудрилась заячьей лапкой и начинала красить ресницы зубной щёткой. Сначала она плевала в коробочку с тушью, затем долго тёрла тушь щёткой. У мамы были необыкновенно длинные ресницы, но совершенно белые. Достались ей от моего рыжего деда, её отца. Она всегда жаловалась, что её бесцветность отнимает много времени. Когда ресницы были густо накрашены, мама удовлетворённо смотрела в зеркало и восклицала: «Ну вот, хоть на человека стала похожа!» И действительно, она превращалась в красавицу. После завтрака мама говорила: «Последний штрих и я готова к употреблению». Быстро снимала папильотки, красила губы ярко-красной помадой и, схватив свой вишнёвый ридикюль, чмокнув воздух в направлении меня, убегала на репетицию.
Сегодня марафет ограничился только ресницами. Утренняя репетиция отменилась в связи с переселением артистов на новые квартиры.
Мама закутала кашу в старый шерстяной платок, подбросила дров в печку и поджарила лук на сковородке.
Мы ещё не доели кашу, как в дверь постучались. Это была Женечка, соседка мамы по гримёрке.
— Лидочка, скорей собирайтесь и в театр! — запыхавшись, сказала она. — Всех собирают срочно. Обнаружили какие-то махинации с карточками. Вы комбижир получали?
— Нет. Так не завозили его вроде. Я и карточку потеряла наверно. Потеряла всякую надежду.
— Какая ж вы наивная, Лида. Оказывается, завозили. И ещё привезли в театр американские подарки. Ну, якась там помощь в посылках от союзников, из самой Америки. Сетку захватите. Сказали, что посылки большие.
— Ой, а как же окна? Сказали, чтоб мы ждали с утра, — всполошилась мама.
— Окна перенесли на завтра. А талоны на жир нужно показать, что вы не получали. Там какой-то следователь ждёт всех. Ну, я побежала, ещё других надо оповестить. Да, паспорт не забудьте!
Мама занервничала, забегала по квартире в поисках карточек на жир, паспорта, юбки и большой авоськи для американской посылки.
— Я с тобой, я тоже хочу в театр, — заканючила я, дёргая маму за юбку.
— Посмотри на себя в зеркало, на кого ты похожа, — она сунула мне в лицо зеркало. — Настоящая кикимора. Теперь в театр долго не пойдёшь. Пока не заживёт. Иди лучше во двор погуляй. Познакомься с новыми друзьями.
— Они смеяться будут, что я зелёная. И дразниться…
— Подумаешь, дети часто в зелёнке ходят. Скажи, что ты Мавка. Понятно? Или сиди дома. Я побежала.
Мама ушла. Я взяла зеркало и стала разглядывать своё лицо. То, что я увидела, повергло меня в отчаяние. Вся нижняя часть лица от носа до подбородка была покрыта зелёными нарывами. Кое-где подсохло, но в основном лопнувшие нарывы блестели жёлто-зелёным налётом. Я решила умыться с мылом. Когда я намылила лицо, больно защипало, и я сразу стала смывать мыло водой. Осторожно вытерев лицо полотенцем, посмотрела в зеркало. Стало ещё хуже, так как к жёлто-зелёной палитре добавилась ещё и краснота. «Попудриться надо» — подумала я, и взяла пудру. Пудра ложилась неровно, комками, которые я пыталась размазать по лицу заячьей лапкой. В полумраке комнаты мне показалось, что под слоем пудры исчезли и зелёнка, и нарывы.
Немного постояв перед дверью, я решила взять с собой Тамилу, чтоб позадаваться перед новыми друзьями. Прижав к груди куклу, решительно стала спускаться по лестнице. Моё сердце весело стучало в предвкушении новых знакомств. Прежде чем выйти во двор, я постояла перед дверью парадной, набираясь смелости. Потом резко толкнула дверь и шагнула во двор. После тёмной парадной меня ослепило солнце, и в первую минуту я ничего не могла разглядеть. Привыкнув к солнечному свету, огляделась по сторонам. Мимо, с визгом и свистом пробежала орава мальчишек. За ними гналась растрёпанная тётя с веником в руках.
— Я вам покажу, паразиты, як топтать мои грядки! — орала она на весь двор, — Я до родителей пойду! Я вам покажу, дэ раки зимують! Босяки!
Я шагнула во двор по направлению к группе девчонок, стоящих на огромной куче песка. Они смеялись, показывая совочками на убегающих мальчишек. Одна девочка примерно моих лет, увидев меня, схватилась за живот и расхохоталась ещё больше, чем прежде.
— Ой, дывысь, Элька, шо за кикимора до нас пришла! Ха-ха-ха!
На её возглас все девчонки повернулись ко мне. Я стояла у основания кучи песка и улыбалась.
— Ну и морда! Гуляй отседова! А то ещё заразишь нас своей коростой! — разглядев меня, крикнула другая девчонка.
— Это не короста… Меня котёнок поцарапал… — улыбаясь, с надеждой на знакомство объяснила я.
— Ой, гля, она ещё и лыбится! Вали, вали отседова, а то в песок закопаем. Кикимора зелёная!!! — опять крикнула первая.