Заплакал один, за ним второй. Как же сложно унять детей, когда у самой нервы на пределе. Чего они, спрашивается, ревут? Это ей нужно давиться слезами! Ее заставили участвовать в проклятом эксперименте, держали в клетке беременной и поили желчно-горькой гадостью. Это она осталась одна, вынуждена бежать, осознавая весь ужас собственного положения, надеяться на то, что удастся запутать следы, что
Она – его живое творение, результат безумных фантазий. А на что сетовать неразумным детям? Не они стаптывают ноги в кровь и думают о том, как пережить очередные сутки. Женщина отвернулась, решительно сказав себе, что больше не выдержит этого. Зачем вообще так рисковать? Зачем она утащила их с собой? Материнский инстинкт? Все чаще Мисоре казалось, что он притупляется под натиском страха.
В траве послышался шорох. Внезапно детский плач стал громче. Мисора вновь повернула голову и в ужасе вскочила. Змея. Черная гадюка заползла на хрупкое тельце одного из мальчиков. Женщина замешкалась. Ребенок корчился и плакал. Гадюка выгнулась, приготовившись к нападению, и прежде чем Мисора успела что-либо предпринять, вонзила клыки в розоватую бархатную кожу. Женщина подхватила камень, лежащий подле ее ног, замахнулась и бросила. Тот угодил прямо в цель, попутно задев несчастного ребенка. Змея выгнулась и зашипела. Не медля, Мисора схватила на руки уцелевшего близнеца и бросилась вниз по склону, пока ползучая тварь не решила напасть снова.
Второго уже не спасти. Ну и Шаах с ним. Пусть не достанется никому. Женщина бежала так быстро, словно ее преследовала сама смерть. Ноги то и дело запутывались в траве, запинались о камни, а подол юбки рвался о колючие кусты.
«Только бы не упасть. Нельзя падать».
На глаза женщины навернулись слезы. Хотелось громко разрыдаться, но она хватала ртом воздух и бежала без оглядки. Младенец на руках безудержно вопил. Ступни соскальзывали, и приходилось все время притормаживать. Вряд ли гадюка бросилась вдогонку. Нет, Мисора бежала не от нее. Она бежала от того, кто шел следом…
Пытаясь отдышаться, женщина брела по полю, все ближе подходя к деревне. Такой мирной казалась эта местность. Благоухающее, сияющее на солнце разнотравье, пасущиеся в отдалении стада. Наверняка люди здесь живут в уюте, детишки играют, взрослые занимаются ремеслом. Несомненно, в этом краю не бывало войн.
Ребенок не прекращал плакать, будто скорбно взывал к погибшему брату. Правда ли, что близнецы чувствуют боль друг друга? Мисора этого не знала. У нее не было ни братьев, ни сестер, она не помнила лиц своих родителей и никогда не испытывала настоящей привязанности к кому-либо. Она шла все медленнее, чувствуя, как силы истощаются. Скоро ли и ее настигнет смерть? Невозможно бежать бесконечно. Он уже нашел ее, выследил. Что же теперь?
Впереди виднелись очертания каменного колодца. Вероятно, им пользуются местные пастухи. Мысль, внезапно пришедшая в голову, слегка воодушевила женщину. Вот и решение. Ребенок все плакал и плакал. Мисора не пыталась успокоить его, но крепко прижимала к груди, не как любящая мать, а как вор, укравший драгоценность. Дойдя до колодца, она оглянулась по сторонам. Поблизости никого. Женщина отстранила от себя малыша и посмотрела на его опухшее розовое личико. Пульс участился. Мисору охватила паника, словно что-то страшное наступало на пятки. Она обернулась, но не увидела даже теней. Впрочем, иллюзия отсутствия обманчива. Мисора больше доверяла обонянию.
– Он совсем близко… – прошептала женщина плачущему чаду. – Мне так жаль… нам не получится уйти вдвоем. Я думала, что мы скрылись, но ошиблась… И если ты останешься со мной, мы наверняка погибнем. Один ты не выживешь, но я… – Сердце женщины болезненно сжалось. Она приблизилась к колодцу и занесла ребенка над его черной бездной. Малыш заревел громче, предчувствуя неминуемую гибель.
– Прекрати плакать. Я же сказала, что мне жаль… видит Трехликий, я хотя бы пыталась, – процедила она, желая убедить себя в правильности принятого решения, – но лучше я убью тебя сама, чем позволю попасть к нему. Пусть подавится. – Пальцы грубо впились в детское тельце, а затем разжались. С воплем ребенок полетел вниз, в холод и пустоту, навстречу смерти, а Мисора, всхлипнув, развернулась и побежала прочь.
Она чувствовала облегчение. Глубоко зарытая совесть взывала к разуму и чувствам, но Мисора заткнула ее, сосредоточившись на единственной цели: бежать. Она не хотела слышать последний крик сына и помнить, что совершила непростительное преступление. Ее колени подкосились. Женщина почувствовала, что падает, и выставила перед собой руки. Мохнатые белые лапы бесшумно опустились на траву. Послышался хруст костей, но через несколько мгновений на поле воцарилась привычная безмятежная тишина. Белая лисица вильнула пушистым хвостом и побежала на юг, дальше от колодца, холма с родником и своего преследователя.