Безликая [СИ]

— Нэнна Вель находится здесь, в зале, равно и ваша дочь. Обесчещенная вами девушка вас не вспомнит, но зато ее мать… Мастер Сайрус, некромант, поднимет ее, если вы будете запираться.

— Нет! — Рикардус резко развернулся, обшаривая зал глазами. — Я все скажу. Пусть жуткая старуха останется мертвой. Я смиренно склоняюсь перед судом рыцаря-командора Цитадели, но… прошу дать мне возможность оправдаться. Хотя причина, по которой я проделал все это, может оказаться недостаточно веской… для женщины.

— Говори, — Ранки досадливо постучала ногой по помосту.

— Я был невинным юношей, приехавшим в Хоррхол из провинции постигать основы магии. Но как объяснили мне мои новые друзья, чтобы стать равным им, я должен был постигнуть совсем другие основы. И если у них с этим все было в порядке, то мой яшмовый таран висел, как тряпочка. Я ходил к элитным девкам в «Бархатные кущи» и «Девственный бутон», я тратил состояние на дипломированных лекарей и сельских знахарок, я пил укрепляющие травы — но ничто, ничто мне не помогало! Друзья с презрением отвернулись от меня. Я впал в отчаянье. И уже почти наложил на себя руки, когда в старинной книге отыскал запретный рецепт. Я вновь поселился в глуши неподалеку от столицы и втайне ото всех вывел василиска. Я заставил снестись в навозную кучу старого петуха, окропил яйцо петушиной кровью и две недели носил под мышкой, не позволяя себе спать, пока зверь не вылупится. А после сжег его и скормил пестрой курице.

Рикардус откашлялся и жестом попросил дать себе воды. Шумно выпил. Вытер пот со лба.

— Я вовсе не предполагал, что ее яйца станут золотыми. И не собирался их как-то использовать. Просто каждое утро съедал по такому яйцу. И представьте, как радовался я, когда бесполезный мой жезл вдруг стал наливаться новой силой. Естественно, я обязан был его опробовать! А как это сделать лучше, чем на скромной чистой птичнице, которая не станет смеяться, даже если у тебя ничего не получится? Но у меня получилось! Я… был полон энтузиазма, я волновался, что действие пепла василиска может оказаться непостоянным, и потому усердно доказывал свое мужество, забыв, что от этого случаются дети.

Темнейший потупился.

— А Нэнна была так невинна, что тоже не сразу это поняла. По счастью, ее не тошнило, чтобы другие девушки заметили ее положение. Да и, выделенная мной, она была с другими не слишком близка. Избавляться от плода эта дура не желала. И тогда я придумал, как выпутаться из щекотливого положения. Я до смерти напугал всех домашних призраком василиска, твердо уверенный, что один из них на меня донесет. Явилась рыцарь Дагмара, провела следствие и осудила моих слуг к стиранию памяти, как я и надеялся.

— Ах ты гад!

— Рыцарь-страж, сядьте на место! — прикрикнула на Дагмару Ранки.

— Но кто ж знал, что эта наивная услужливая дура унесет мою любимую курицу к своей мамаше? Да еще раскроет той тайну, что беременна от меня?!

Мышка орать не стала. Просто прыгнула вперед и вцепилась отцу зубами в щеку. Через какое-то время ребенка уговорили, кровь остановили, и Темнейший смог продолжить, но без запала.

— Нэнна памяти лишилась, но Матильда Вель взяла меня в оборот. Я мог бы убить ее, но оставался спрятанный документ. И она уверяла меня, что ее исповедь попадет в Цитадель, посмей я ей хоть в чем-то заперечить. Она не умела колдовать, но, уверяю вас, она настоящая ведьма. К счастью, она согласилась и дальше снабжать меня лечебными яйцами, потому вновь немощным в этом смысле я не стал. Но… какое же это было унижение: выполнять ее прихоти и капризы, удовлетворять ее жадность и каждую минуту бояться, что все раскроется! А еще девчонка, она повадилась бить мои яйца…

Филогет посмотрел на застывшую Нэнну с дочкой на руках и испытал жгучее желание дать магу в морду.

— Правда, бабке через какое-то время удалось с ней совладать. Ее держали взаперти или сплавляли куда-то. О, как мне хотелось избавиться от них от всех! Но однажды старики пропали. Я поверить не мог своему счастью, я пробрался в дом, но документ так и не нашел.

— Матильда тебя обманула, — Рагнейда бросила к ногам Темнейшего «Исповедь».

— То есть?

Он поднял пергамент с пола и бесконечно вглядывался в пустой лист. А потом дико захохотал. Трясся, брызгал слезами из глаз, катался по полу. От Темнейшего брезгливо отворачивались, а стражи следили, чтобы он не задел присутствующих. Но заходиться в истерике не мешали.

Когда Рагнейда решила, что уже достаточно, она дала знак охране, и те вылили на Темнейшего ведро ледяной воды и подали полотенце с петухами. Он обтерся и, казалось, пришел в себя.

— Мастер Сайрус, — сказала рыцарь-командор звонко, — я все же желала бы послушать старуху Вель. Может, она скажет что-либо, существенное для вынесения приговора.

— Как будет угодно безупречной, — поклонился румяный толстяк, потирая ладони. Стражники оттянули Рикардуса вместе с кандалами в сторону. Нэнна затряслась и ткнулась лицом Квадриге в плечо. Он погладил несчастную женщину по спине:

— Не надо бояться.

— Нэнна Вель с дочерью могут на время выйти, — сказала Ранки.

— Ух ты! Нет! — надула губки Мышка.