Лекарь захохотал, расплескивая вино:
— Сказану-ул!.. Это в сказках твоих от укуса можно оборотнем стать. А на деле все решает кровь. Были оборотни в роду — сможешь оборачиваться, были маги — станешь колдовать. Потому нам кровь с людской мешать и не позволено.
Он вдруг опечалился, поднимая глаза к небу, точно узрел там что-то свое. И тихо добавил:
— Не получится оборотень из ведьмы. Но и красавицей она больше не станет.
— Фей! А зачем ты связался с отверженным?
Квадрига оставил пергамент и надкусанное перо и подошел к постели, присел на край. Заглянул в карие глаза ведьмы, чувствуя, будто проваливается в омут.
— Он хороший лекарь. И никого другого… не было под рукой.
— Он назвал меня уродиной.
— Он ляпнул глупость.
Горячие влажные пальцы сомкнулись на его запястье:
— Не уходи.
— Конечно. Все равно все строчки разбежались от меня, как испуганные сороконожки.
— Ты странный.
Он улыбнулся.
— Еще бы. Я сочиняю сказки. Или они сочиняют меня.
— Нет, не поэтому. Те, в кого я заглядывала, начинали меня ненавидеть. Или страшно бояться. А ты…
— А я тоже боюсь… видимо, — задумчиво произнес он. — Что во мне есть что-то, о чем я не подозреваю. С другой стороны… ты была ошеломлена и напугана. А прочтя мои мысли, смогла хотя бы доверять.
Рагнейда согласно опустила ресницы.
Мастер поднес ей чашку с лекарством:
— Пей и спи. Поздно уже.
— Дай мне зеркало. Я хочу видеть, что здесь, — ведьма коснулась перевязанной щеки.
— Обычный шрам. Заживет со временем. А пока не стоит им любоваться.
— Дай мне зеркало! — воздух завибрировал вокруг нее. Мастер вспомнил, что пытаясь колдовать без крови, Ранки выедает сама себя, и сдался.
Он порылся в комоде и вытянул зеркальце — овальное стекло в оправе-корзиночке из золотой проволоки на витой длинной ручке. Эта работа так нравилось Квадриге, что мастер не захотел ее продавать. Все пытался угадать, под какую сгодится женскую руку. И теперь — не в воображении — ручку зеркала охватывали дрожащие исцарапанные пальцы с черными ногтями. Квадрига убирал повязку с лица Рагнейды не торопясь, нарочно тянул время. Снял с лампы фигурный колпак.
Ведьма взглянула на себя и отшвырнула зеркало, точно ядовитую змею. Полетели осколки. Корзиночка из золотой проволоки смялась. Рагнейда тяжело задышала, с головой укрывшись одеялом.
Мастер, вздыхая, сходил за веником и совком. Отогнал от осколков любопытную кошку. Замел и выбросил. Вновь взгромоздился на край высокой кровати. Нащупал через одеяло острое плечо:
— Твои враги умрут от счастья, если ты всю жизнь проведешь под одеялом.
— Они умрут от счастья, увидев меня такой, — глухо отозвалась Ранки.
Квадрига сощурился.
— Послушай. Не скажу, что я лучший златодел в Хоррхоле, но кое-что умею. Я сделаю тебе маску из золота, и в ней ты будешь для других такой, какой захочешь быть. Тайна всегда притягивает, а воображение дорисовывает то, чего не видят глаза.
Рагнейда отбросила одеяло. Перехватила тяжелую, грубую ладонь Квадриги и поднесла к губам.
Дни шли, и мастер ловил себя на том, что уважает Ранки все больше. Она не была капризной, требовательной, не заставляла проявлять к себе внимание. Словом, ничуть не походила на своенравную, взбалмошную ведьму, которая могла вбить покорность себе кнутом или болезненным заклинанием.
Иногда мастер даже нарочно подходил к постели убедиться, что с подопечной все хорошо.
Ее молчаливое присутствие нисколько не тяготило Квадригу. Оно просто было. И сказки, точно чувствуя родную душу, ровными строками ложились на пергаменты, заполняя один за другим.
— Знаешь, как рождаются герои? Берешь горсть правды и крупинку выдумки, перемешиваешь здравый смысл с безумием, ко всему этому добавляешь много-много отваги, и вот уже легенда пошла гулять между людьми.
— А почему ты не пишешь о себе?
— А о тебе мне интереснее, — Филогет легонько прижал указательным пальцем кончик ее носа; теплом засветились карие глаза.
Ранки отвернула лицо — так, чтобы мастеру видна была только здоровая половина. Изящный профиль в золотистом свете свечи просился на камею или храмовую статуэтку из золота. Квадрига подумал, что непременно отольет такую к следующему празднику. Вот только закончит маску.
— Тебе слишком много придется выдумывать, чтобы из меня вышел герой, — ведьма скомкала и закрутила жгутом угол одеяла. — Знаешь, я помню, как они сговаривались там, в переулке. Раздеть меня и бросить в море. Чтобы считалось, что меня ограбили «наследники». Подождать, пока море выбросит тело, и устроить очередную священную охоту, якобы мстя за меня. А ты им все испортил.
— Кто «они»?
Рагнейда покачала головой.
— Тогда я пойду?
— Посиди со мной еще немного. А… тебя не смущает твой рост?
Квадрига громко хмыкнул.
— Знаешь, нет. В детстве… я доказывал равенство кулаками, — он покусал мизинец. — Потом поумнел… И основал свой торговый дом. А теперь он работает, как часы, а я могу заняться тем, чем мне хочется. Не всякий сумеет похвастаться этим. А еще я неплохо стреляю из арбалета.
— Переверни мне подушку, я люблю, когда прохладная.