Безликий и Чудовище (СИ)

— И что это тебе принесло? Что ты этим добился? Хотел привлечь к себе внимание? Так поступают лишь эгоисты, Бальтазар. Ты у нас эгоист? — Бальтазар тем временем, чуть приоткрыв рот, что делало его похожим на трехлетнего ребенка, безмолвно кивал в такт словам матери. — И еще эти твои замашки… Вот и лезет к тебе в голову всякая дурь, потому что занимаешься всякой ерундой. Это только сейчас это всё чем-то важным кажется, пойми наконец! Ну вот зачем, зачем тебе всё это? Лучше бы чем-то по-настоящему полезным занялся… Да хоть, вон, твоё рисование! Вот только не эти все темны-претёмные, а что-нибудь светленькое, веселое, пейзажи какие-нибудь… Вот мне всегда нравились пейзажи, без человечков. Ну?

— Ну, я просто… — Бальтазар опять начал запинаться. — Я не то что это… Я просто хотел… Я даже не знаю, как объяснить… Мне было плохо, понимаешь?

— Тебе? Плохо? Милый мой! Кое-где люди не доедают, а ему плохо! Надо учиться терпеть, понимаешь? Вокруг тебя тоже люди, надо к ним относиться с пониманием.

— Я понимаю это, просто… Понимаешь, всё как-то навалилось… Я сам не знаю, что на меня нашло… Как-то секундно всё осуществилось, не смог сдержаться…

— Ну, тогда учись сдерживаться! Чай не три годика тебе. На следующей неделе сколько? Семнадцать? Семнадцать лет уже! — Говоря это, мама театрально пожимала плечами и покачивала с бока на бок головой, а на её наголо выбритом лице с голым лбом красовались два широко выпученных глаза и маленькая улыбочка. Создавалось такое впечатление, будто она разговаривает с каким-то дурачком.

— В общем — всё. — Начала подводить итог мама. — Раз ты у нас такой вселенский страдалец — найдём тебе какое-нибудь занятие, чтобы меньше страдать времени было.

С этими словами она встала с придвинутой к кровати табуретки, выпрямилась и как ни в чём не бывало направилась к двери.

— Мам!.. — Всё-таки вымолвил в последний момент будто нарочно слипшимися губами. Мать среагировала и обернулась. В очередной раз Бальтазар попытался сосредоточиться и наконец-то связать всё то, что не одну сотню раз проговаривал про себя, и вывалить всё это наружу, но не смог. Опять. Да и мама была явно не настроена сейчас на такие сентиментальные беседы.

После очередного неловкого молчания, королева с гордо поднятой головой вышла из комнаты и оказалась в коридоре, где уже несколько минут Зигмунд с сидевшим у него на плече сапсаном смиренно ждали возможности зайти к неудавшемуся самоубийце.

— Господин Зигмунд. — Это прозвучало именно в тот момент, когда великан уже собирался, нагнувшись, войти в дверной проём. Зиг остановился, обернулся и, уловив гордый и деловой взгляд сложившей ладони друг на друга королевы, тоже выпрямился и посмотрел на неё.

— Это была последняя капля, господин Зигмунд. — Начала всё тем же тоном правительница. — Нам, знаете ли, такие потрясения совершенно ни к чему.

— При всём к вам уважении, Ваше превосходительство, но я здесь при чём? — Размеренно задал вопрос Зигмунд.

— А вы будто бы не поняли. — Пролепетала королева, театрально выпучив глаза и покачивая наклонённой на бок головой. — Зигмунд, нам не нравится, как вы влияете на нашего сына.

— Прошу заметить, я не подстрекал его к этому, и я в шоке не меньше вашего.

— Сейчас не об этом. — Зависла секундная пауза. — Его сомнительные увлечения, которые вы так страстно поощряете, совершенно не соответствуют желаемому.

— Простите, «желаемому»?

— Мальчик будущий полководец, если вы еще не забыли. Они карты чертят, а не эти странные каляки-моляки. Вы, как сын генерала, должны это понимать.

— Я и не пытаюсь настроить его против этого, Ваше величество. Просто это увлечение помогает мальчику расслабиться, он очень к нему привязан, поймите…

— Нет, Зигмунд, я не понимаю и очередную вашу лекцию я слушать не намерена.

Что оставалось Зигмунду? Лишь вздохнуть.

— К чему я веду… — Вновь набрала в лёгкие воздух королева. — Если ваш отец в конце концов смирился с иными предпочтениями своего сына, то здесь — не дворец свободных художников. В королевской династии существуют хорошо отточенные правила, соблюдение которых — залог выживания всего королевства. И да, чисто к слову — нас в семье было двенадцать человек, Зигмунд. Двенадцать! Не семь даже, а двенадцать детей! Моя мать умерла при родах моей младшей сестры, и мы все оказались на плечах у отца, который весь день пропадал на работе, а приходил домой только поздней ночью. И ничего — выросли мы пусть и без особых пристрастий и талантов, зато стабильными и сытыми людьми.

— Тут немного другая ситуация, Ваше величество. Вы же…

— Зигмунд, всё! Я вам свою позицию обозначила и искренне надеюсь, что вы с Бальтазаром и этой, простите, почтенной птицей сделаете выводы. А сейчас — прошу меня извинить. — С этими словами она молча удалилась в полумрак коридора. Чародей проводил её взглядом.

Гор издал короткий, еле слышный клич.

— Эх, что уж тут поделаешь? В чём-то она действительно права. — С этими словами Зигмунд наконец-то вошел в комнату и присел около ложа своего незадачливого друга.