Безликий и Чудовище (СИ)

Мама родила. И родила она, как говорилось в сказке, «не то сына, не то дочь» — трёхголовое нечто, которое тут же встало на свои маленькие, пухлые, словно крокодильи, ножки и начало повсюду бегать и орать в три глотки: «Хочу то! Хочу сё! Хочу вот это! Нет, вон то!». Тут же вокруг этого нечто начали, словно папуасы в неком ритуальном танце, скакать в несколько кругов улюлюкающие подхалимы в лице оравы слуг, то и дело подносившие маленькому наследнику то огромный пирог, то игрушку, то погремушку из чистого золота. Но отличилась из всех них, конечно же, мама, которая на своих руках принесла своему ненаглядному малышу гигантский месяц, снятый ею же с неба. Королева бодрым шагом подобралась к толпе и с размаху швырнула свою огромную ношу прямо в самую гущу народа, отчего их всех разбросало во все стороны, словно тряпичных кукол. Уже через секунду женщина подлетела к своему чаду, и с буквально лезущими из глазниц глазами на перекошенном до тошноты слащавым умилением лице начала трепать малыша за щеку одной из его голов и приговаривать: «Уй, ти моя заинька! Уй, ти…!». В этот момент ребёнок, вякнув какое-то не самое приличное слово, с размаху шлёпнул мать по лицу, отчего её голова с как ни в чём не бывало улыбающимся лицом развернулась на все сто восемьдесят градусов.

Тут же у младенца резко взбухли руки, потом ноги, потом головы и, под конец, туловище. Превратившись в двухметрового гиганта, ребёнок тут же издал чудовищный вой, больше похожий на свист нагревшегося чайника, и принялся скакать по крышам городских домов, снося всё на своём пути.

— Он мне задолжал! — Тут же выскочил откуда-то заядлый игрок в карты, явно просидевший в самых захолустных барах не одни свои штаны.

— Он разрушил мой дом! — Тут же последовал за ним фермер с тройкой поросят и куриц, сыпавшихся у него прямо из рук.

— Он не ходит ни на одно из занятий! — Чуть ли не плача выбежал на середину дворцовый учитель.

— Он изнасиловал мою дочь! — Подоспела коренастая и чуть горбатая крестьянка, чуть поодаль от которой выкатилась кровать, на которой лежала стонущая в предродовых схватках и вся красная девица, из-под простыни меж ног которой, словно слепые кролики из норы, выкатывались десятками мелкие, трёхголовые, пронзительно пищащие розовые комочки, которых тут же шваброй давила озлобленная королева.

— Ничего он вам не должен! — Поставив руки в боки, с деловым видом бросила мать. — Он так хочет — значит так надо! Это его внутренний мир! Он развивается! Не мешайте ему! Вы только посмотрите, какой он лапочка!

Обросший за это время бородой «лапочка», которому уже явно наскучила порча чужого имущества, свалился, зевая, своим огромным седалищем, прикрытым пелёнкой, на черепичную крышу одного из домов, которая тут же жалобно затрещала под невыносимой тяжестью, разбрасывая во все стороны черепичные осколки, которые молниеносно сшибали с ног бегающих и кричащих повсюду в панике людей.

С ленивым видом переросток поднял с земли одного из таких «счастливчиков» и без задней мысли бросил его в пасть центральной головы. Тут же оживившись, бородатый младенец начал с жадностью хватать всё, что движется, и без разбору забрасывать это в три ненасытных рта. По пухлым лицам тут же начали размазываться брызги крови и слюны, которые чудище тут же слизывало длинным языком, не закрывая усыпанного острющими, будто небрежно вырезанными из картона, зубищами.

Бальтазара начало пробивать на смех.

— Мы требуем наказания!

— Послушайте же!

— Это не принц, а кара господняя!

— Детей воспитывать надо! — В один голос выкрикивала толпа из-за высоких и прогибавшихся — но не ломавшихся — под всеобщим натиском ворот из членов королевской гвардии, больше похожих сейчас на маленьких, сцепленных друг с другом, игрушечных солдатиков. За этой оригинальной оградой сидел с лицом ничего не понимающего ребёнка король, немо оглядывавший каждое озлобленное лицо за воротами.

Бальтазар уже практически не разжимал глаз от истерических слёз, когда из-за спины мужа вдруг появилась раскрасневшаяся от гнева королева, которая уже в следующую секунду, угрожающе топая, словно физическое воплощение Армагеддона, направилась в сторону этих несчастных смертных. Вместе с этим при каждом её шаге, меж которыми делалась угнетающая пауза, женщина становилась всё больше, больше и больше, пока наконец, уже сотрясающая землю великанша не шлёпнула ногой прямо перед толпой, отчего они, словно листы бумаги от сильного ветра, не разнесло в разные стороны.

— Не вам меня учить, и не вам указывать! — Взревела нечеловеческим голосом королева-мать. — Не ваше это, скоты, собачье дело! Я — мать! Я лучше знаю, что нужно моему ребёнку! Захочу — рожу ещё одного! А может и двух! И трёх! Да хоть целую тысячу!!! И их вместо вас, крыс, поселим!