Безликий (СИ)

— Что с девушкой? — повторил я волновавший меня вопрос.

— Она жива, — доктор, вздохнув, отвёл взгляд, — Но без сознания. Мы пока не смогли её вытащить, а повреждения организма из-за отсутствия источника куда серьёзнее, чем могли быть.

— А со мной-то что? — слова заставили меня занервничать.

— Благодаря источнику повреждения почти полностью залечились, повязки скоро можно будет снять. Организм практически полностью восстановится через несколько дней.

— Практически?

— Боюсь, остаточные последствия у того проклятия, воздействию которого вы подверглись, слишком сильны и полностью их ликвидировать оказалось невозможно даже силами господина Виктимуса. Правда будет очень болезненной… — произнёс Гелаберт, а затем замолчал, ожидая моего ответа, однако услышал лишь молчание, после которого продолжил, — Когда с вашего лица снимут повязку, не пугайтесь своего облика. И будьте готовы к тому, что ваше зрение сократилось в половину, ибо повреждения затронули ваш левый глаз.

— Что? — только и смог произнести я, не в силах найти слов.

— Понимаю, это больно услышать и ещё больнее принять, однако… — Гелаберт старался говорить спокойно, однако было видно, как ему тяжело произнести каждое слово. Но мне было куда тяжелее, чем ему, — К сожалению, ни целебная магия при всей её развитости, ни наши познания в медицине, не способны восстановить функции организма…

Всего лишь слова. Я бы всё равно их услышал от доктора чуть позже, однако они настигли меня сейчас. И это был приговор. Конечно, я всё ещё был живой, с целыми руками и ногами, мог ими полноценно шевелить и даже встать и пойти (конечно, с тем условием, что организм был полностью ослаблен), однако осознание того, что частично ты потерял главное человеческое чувство, вгоняло в шок.

Доктор пытался приободрить, но это не слишком помогало. Следующие несколько часов я пролежал, погружённый в свои мысли, которые то и дело сменялись с чуть более положительных на мрачные и обречённые. Причём, со своей судьбой я с горем пополам к вечеру свыкся, а вот участь Лексы меня действительно беспокоила. И то, что об её состоянии ничего внятного я не мог узнать ни от Гелаберта, ни от его помощницы, только добавляло угнетения моему разуму.

Но, надо сказать, что к вечеру я начал чувствовать себя лучше. В физическом плане. Не в моральном. Смог самостоятельно встать, немного пройтись. Организм уже не отдавал болью при каждом движении. Но всё же даже такая, казалось бы, простая нагрузка оказалось тяжёлой для человека, который, как оказалось, трое суток пролежал без сознания. Затёкшие мышцы после шевеления долго восстанавливали свою подвижность, но в целом уже к этому времени я начал приходить в норму.

А вечером ко мне пришёл посетитель.

*тук-тук-тук-тук*

Дверь неуверенно открылась, и в комнату вошла девушка. Сначала я её не узнал, но походка и взгляд сделали своё дело. С виду ей было не более 20–22, аккуратные симпатичные миниатюрные черты лица омрачались чувствами стыда и печали, испытываемые ею. Большие зелёные глаза смотрели прямо на меня, но лишь наши взгляды соприкоснулись, она тут же отвела взор в сторону. Она нервно сжимала ткань длинного серого плаща, в который была облачена, и не решалась подходить, будто я был израненным загнанным в угол хищником, готовым бросться в последнюю атаку.

Девушка медленно подошла к кровати, а затем опустилась на стул, стоящий рядом, ничего не говоря. Я знаю, она хотела что-то сказать, но боялась… Боялась того, что сейчас я ополчусь на неё, обвиню во всех смертных грехах и всём том, что случилось со мной с тех пор, как она объявилась в моей голове.

— Оно хоть стоило того? — нарушил я затянувшееся молчание.

— Не знаю, — тихо вымолвила она, — Я не думала, что цена окажется настолько высока… И что именно тебе придётся платить… — девушка была готова расплакаться на месте и лишь чудом держалась.

— Успокойся, — произнёс я, останавливая поток её эмоций, — Я… К чёрту, как-нибудь я это переживу. Дерьмо случается в этой жизни, и иногда утерянного не вернёшь.

— То есть ты… не винишь меня? — с надеждой она повернула на меня свой взгляд.

— А смысл? Что ты могла сделать? Разве ты виновата, что мы решили вскрыть этот ящик? В том, что мы обрекли себя на это, виноваты только мы сами, — произнёс я болезненную правду, — Рано или поздно, кто-то другой оказался бы на нашем месте, и эти последствия коснулись бы уже их.

— Мне жаль только одного, — стыдливо продолжил я, — Ты говоришь, что подвергла меня опасности, но мне, честно говоря, плевать, — печально усмехнулся, — Без глаза я как-нибудь проживу — всё равно им плохо видел. Но вот мне жаль Лексу. Она говорила, что не стоит лезть в этот ящик, а мы её не послушали. И что в итоге? Она лежит там, в соседней комнате, и я ничем не могу ей помочь. Я даже не знаю, что с ней.

— В том же состоянии, что был ты до того, как очнулся, — спокойно произнесла Лекса, но слова прозвучали с некоторой долей вины в них, — Только, если тебя я смогла вытащить оттуда, то её — нет. Даже это, — она приподняла ладонь, и над ней вспыхнула чуть яркая серебристая сфера, — не помогает.