Читаем Безлюдное место. Как ловят маньяков в России полностью

С Михаилом Попковым мы встретились в декабре 2017 года. Из СИЗО его привезли в следственный отдел по Ангарску, завели в один из обшарпанных кабинетов и пристегнули наручниками к батарее. Мы говорили почти три часа, Попков много улыбался, часто отвечал вопросом на вопрос, но вообще производил впечатление обычного человека. После того, как интервью было закончено, Попкова отвели в небольшое помещение, куда я заглянула перед отъездом, чтобы попрощаться. Преступник курил и общался с конвоирами. Увидев его снова, я замерла, потому что не могла узнать человека, напротив которого сидела три часа, — его лицо изменилось до неузнаваемости, а улыбка превратилась в жестокий оскал. Только тогда в моей голове мелькнула мысль: «Он и правда мог убить 80 женщин».

«Михаил Викторович — такой человек, он никогда прямо не отвечает, не настолько он откровенен. Он всегда издалека заходит, — описывает манеру общения Попкова Карчевский. — Вроде бы и „нет“ не говорит, но и прямого „да“ не услышишь. Спрашиваешь у него: „Это красное или это черное?“ Он отвечает: „Как посмотреть. Днем это освещается как красненькое, но ночью вроде бы и темненькое“».

Попков говорит, что много раз пытался разобраться в себе сам, но каждый раз эта рефлексия заводила его в тупик: «Какие-то мысли у меня появились, но я не смогу их ни доказать, ни опровергнуть. Да и зачем это все? Чтобы самого себя накручивать? Только расстраиваться или оправдание себе искать». Тем не менее какая-то версия у него все-таки есть — фактически он считает, что его преступления возникли из ужаса окружающей реальности.

«Я смотрел на взаимоотношения моего товарища-сослуживца и его супруги, как у них рушится семья, в какую грязь все превращается. Она приходила к нашему начальнику и жаловалась, что он не появляется дома, загулял. Можно их взять [как одну из причин преступлений]? — рассуждает Попков, который вообще любит задавать собеседнику вопросы, не отвечая на них. — Или другой пример. В новогоднюю ночь пьяные родители теряют на горке трехлетнюю девочку. Как можно ребенка трехлетнего потерять? Я тогда всю ночь лазил по колено в снегу, искал эту девочку, утром на радиостанции делал объявление. А это можно к причинам отнести? Может быть, причиной является мое негативное отношение ко всем, кто употребляет алкоголь? Я вам перечисляю то, что во мне наслаивалось. Чуть ли не каждую ночь у меня в дежурной части сидел в клетке пацан — я его чаем поил, кушать давал. И он не был из опустившейся семьи — его мать вся из себя такая важная была. А мне страшно было звонить этой матери, чтобы она его забрала, потому что она, как только на крыльцо отдела с ним выходила, сразу орать начинала. Можно это сюда же положить?»


— В первый раз, когда вы совершили убийство, произошло освобождение негативной энергии?

— Столько лет прошло, не могу вспомнить, как оно было.


— А каждый раз было по-разному?

— Что я реально чувствовал, сейчас я сказать уже не могу. Может, и одинаково было. Если не ошибаюсь, в первый раз все спонтанно получилось, машинально, на уровне рефлекса. Какая-то ругань, человек замахивается, и я машинально наношу удар, и все, человек валится. Дальнейшие мои действия лихорадочные: в голове паника: что сделать? Добить? Один из вариантов. Второй вариант — оказать помощь, везти куда-то в лечебное учреждение с соответствующими последствиями. И это как снежный ком, как лавина. Видимо, я по простому пути решил пойти, с моей точки зрения. Но это я сейчас так думаю.


— Что вы тогда почувствовали?

— А что может человек ощущать после этого?


— Ужас.

— Это ваше слово. Через запятую можно еще слово «страх» сказать, но никак не удовлетворение, как некоторые пытаются трактовать.


— Его не было?

— Какое удовлетворение? Паника, страх, ужас. Не дай бог, кто-то увидел. Ну как нормальный человек реагирует? Все чисто, сваливаю.


— «Не дай бог, кто-то увидел», но не «О боже, я убил»?

— Прошло какое-то время — тишина. Даже вопросов никто никаких не задал: ни где я был, ни что я делал. Наступило успокоение — относительное, конечно. Ну а дальше, возможно, ситуация аналогичная была, только я уже более хладнокровно все сделал, контролируя себя, понимая, что вроде это и не так страшно.


— Не страшно убивать? Или не страшны последствия?

— Какие там последствия? Что касается первого вопроса, не уверен, что слово «страшно» здесь уместно. Например, я ударил человека молотком или топором — все, смерть наступила мгновенно, это доли секунды. Ладно, второй раз ударил. Сколько на это секунд нужно — два раза ударить? Это не вопрос на засыпку, это чтобы вы поняли, что это буквально какие-то секунды. Посмотрел: вроде крови нет, сел в машину, уехал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Публицистика / Документальное / Военное дело