Безмятежное зло

В трубке раздался совершенно неожиданный для Фени сдавленный смешок, а затем Лукас расхохотался вволю.

— Александра, я вас обожаю! Буль-буль, говорите? Да, вы правы, я — кретин полный Идиотус! А моя двоюродная сестра тут, в Греции, говорит, что я сбежал от жены потому, что чувствовал вину. Она психотерапевт.

— Какую вину?

— Мои родители погибли во время пожара, а я все равно был так счастлив с Катей, что не передать словами! Мало скорбел, слабо. И тогда мое подсознание заставило меня разрушить это счастье. Чтобы страдать.

— Ну, знаете!.. — Психология Феню временами вводила в ступор.

— Вы правы, я же приручил Катю и не должен ее бросать! Предложите Кате приехать ко мне в Грецию с детьми и сами приезжайте!

Я тут осмотрелся, с братом посоветовался. Он говорит, что семья нам с Катей поможет. Я так хотел, чтобы она была счастлива, но не понимал, что надо для этого делать.

— Ладно, поговорю с ней, — буркнула Феня, пытаясь сохранить бюрократический тон, но уже очарованная непосредственностью собеседника.

Суши от ожидания не испортились, а оказались еще вкуснее, чем ожидалось. Решительно, жизнь приходила в норму!

Вечером к Фене пришли гости — Славовна и Варька. Они не предупредили о визите, но Феня, как только увидела бабушку и внучку в дверной глазок, так сразу же обрадовалась. И пусть со Славовной расстаться пришлось нехорошо, и пусть Варька ни разу не позвонила после своего ухода, уже то, что они пришли, означало крайне много.

Первым делом, даже не поздоровавшись, Славовна повинилась:

— Сашенька, прости старую дуру! Я напала на тебя, даже не дав тебе слова сказать, и наговорила такой чуши!

Феня открыла рот, чтобы прервать поток самобичевания, однако Славовна и на этот раз не собиралась ее слушать:

— Понимаешь, я ведь всю жизнь толстухой была! В юности все худеть бросалась, но не понимала, что для этого делать. Не ела, падала в обмороки. Со мной вместе худела моя подружка Валька. Мы дошли до того, что стали соревноваться, кто дольше сможет не есть Она не ела трое суток. А у Вальки был диабет На четвертые сутки она впала в кому и умерла Нам было по семнадцать. И после этого я зареклась худеть.

— Славовна, я на вас не в обиде, — ответила ей Феня очень великодушно. Она не могла глаз отвести от Варьки, снявшей свою дутую куртку и стоявшей перед ней, опустив руки. Всем своим видом — тонкой талией, длинной шеей, стройными ножками — Варька демонстрировала свои успехи, а были они ошеломительны!

Славовна перевела взгляд на внучку и горделиво разулыбалась. Да и сама выглядела постройневшей.

Феня приняла из рук гостей большой пакет с фруктами, усадила их на диваны. Хотела приготовить чай, но Славовна снова начала говорить, и Феня уселась рядом с ней, упиваясь этой речью.

— Я ж и Наташку всегда блинчиками и пирогами кормила, и, если только она начинала отказываться от еды, всегда свою Вальку вспоминала. Наталья так и выросла у меня пышкой! К старости, знаешь, Саша, все страхи становятся сильнее… В молодости ты еще можешь наплевать на что-то, выбросить из головы всякие вещи, но с возрастом уже не получается. А когда узнала, что ты взялась за Варьку, просто из себя вышла! Прости меня, ладно? — Она умильно посмотрела на Феню.

— И не думала сердиться, — продолжала щедриться Феня. — Но… Варька все же похудела!

Девочка просияла ей в ответ синими глазами.

— Да! — ответила она. — Да, похудела! Бабушка привезла меня к себе и стала кормить котлетами. Жирненькими, сочненькими. Я съела котлеты, а бабушке подбросила ту самую книгу о диетологии, что ты мне дала почитать. И бабушка вдохновилась!

— Я ж не знала, что можно не голодать и худеть, — оправдывалась Славовна. — Тема похудения была для меня полным табу с семнадцати лет. Это было типа фобии какой-то, ужаса всей моей жизни!

— А Наталья ничего мне об этом никогда не говорила, — удивилась Феня.

— Наталья… — Славовна вздохнула. — Конечно, пока она маленькой была, я ей про Вальку рассказывала пару раз, а потом перестала. Мне не хотелось ее сильно пугать. Детей нельзя пугать смертью, это нехорошо. И ты же знаешь, что Наташа до самого своего развода не считала себя толстой, была собой вполне довольна. А на похудении помешалась только лет в двадцать восемь, когда я ей уже не указ стала.

Тут уж Славовна не ошибалась: в юности Фенина любимая подружка была абсолютной гедонисткой, не желавшей отказывать себе ни в каких удовольствиях. К своей очаровательной полноте она относилась философски: ну что теперь делать?

Все изменил развод с первым мужем, Варькиным отцом. Наталья начала искать причины своих несчастий — в невезучести, в собственной глупости, в муже, в его родных, в своих родных и, наконец, нашла корень зла, торжественно объявив однажды: «Я — толстая!» С тех пор многое изменилось: Наташа поняла, что развод с мужем оказался самой большой удачей в ее жизни, наладила свою жизнь, недавно вышла замуж снова (да еще и за прекрасного человека, Фениного родителя к тому же). Осталась только дурная привычка худеть — нечто вроде ритуала, подманивавшего везение и счастье.