Безмятежное зло

Но и мать не следовало осуждать. Так объяснил ему отец, когда стало ясно, что мама пойдет в тюрьму, так Илья объяснял братьям: «Мама виновата, она хотела заработать для нас с вами много денег, но нашла неправильный путь заработка и поэтому должна ответить за свою ошибку». Конечно же Илье не хватало мамы, а Степка с Данькой иногда по ночам ревели в своих постелях, но старший брат тактично делал вид, будто ничего не замечает, — они вырастут и научатся сдерживать слезы. Мужское воспитание, которое очень уважал Илья, диктовало: говори правду, будь всегда логичен и не поддавайся эмоциям!

Средний брат Данька был мастером художественного пуга, умея сидеть в засадах — бесшумный, собранный, с широко распахнутыми глазами. К тому же никогда не упускал нужной секунды для того, чтобы выскочить перед жертвой — в самый последний миг перед тем, как она уже собиралась поворачивать за угол, где прятался Данька. Да и «Ргав!» он рявкал выразительно. В итоге Данька пугал так эффективно, что маленький Степка в пору своего раннего детства не раз писался в штанишки, да и старший брат вздрагивал по-настоящему — так что холодел лоб и остро чувствовалась дрожь в самом позвоночнике.

Вот так же — до холодного озноба — испугался Илья, когда узнал, что отец ранен и в коме. А выдать страх считал невозможным: две пары глаз смотрели на Илью с надеждой и отчаянием. Илья был для братьев главным человеком в мире. Он осознал это именно в тот самый миг.

— Отец жив, — сказал он братьям, пытаясь взглядом заткнуть кран Степкиных слез и предотвратить водопад из глаз Даньки. Ему он мысленно приказывал: «Не реви!», потому что если бы Данька разревелся, то Степка бы не остановился, да и сам Илья точно пустил бы слезу. Три ревущих мужика — это было бы стыдобой! — Отец жив, — повторил Илья. — Данька, Степка, он поправится! Не в первый раз его дырявят. Сейчас у нас куча дел. Надо ужин приготовить и деда накормить, а то он без нас с голоду сдохнет. Данька, ты пойдешь в магазин. Ты, Степка, вымоешь посуду и вынесешь мусор! — Он задал ритм хлопками: — Пошли, пошли!..

Инструкции старшего брата сбили пацанов с толку — они тут же крупно озаботились: кому досталось задание сложнее и нет ли возможности как-то сбагрить свои обязанности. Мысль об отце, пусть и ненадолго, вылетела из их голов.

Потом появился дед, который традиционно воздействовал на братьев расслабляющее. Даже Илье не приходило в голову его слушаться, а Данька со Степкой и вовсе по потолку ходили, игнорируя дедово:

— Да что же это такое творится!.. Да сядьте вы уже, уроки хоть сделайте!

Останавливал пацанов только риск по-настоящему испортить отношения с любимым стариканом. Так что скорее поздно, чем рано, все-таки брались за дела.

Некоторое время Илье удавалось удерживать ситуацию в балансе, но не слишком долго. С ним самим что-то странное творилось. Каким-то образом он вдруг пристрастился бегать с одноклассниками за гаражи — покуривать. В этом был какой-то драйв, опасность — оттого и интересно. Откуда-то всплыла двойка по химии, математичка заявила, что Илья совсем перестал заниматься. Стихи, заданные наизусть, не учились, учебники терялись, голова болела. Илья исхитрился поссориться с друзьями, подраться на льду сразу с тремя игроками из команды противников во время дружеской встречи с хоккеистами из Краснодара, обозвать чужую девочку в троллейбусе дурой набитой… Илья думал, что для него наступили самые черные дни и хуже быть не может. Но хуже может быть всегда.

Дедушку сбила машина, и теперь пацанами Мирончуками занялся приятель тети Фени Богдан. Была еще Кристина (бабушка, которую нельзя называть бабушкой), только дедушка сказал, что у нее пожить парням не удастся — Кристина приболела. Конечно, у нее жить оказалось бы еще лучше, чем у деда: Кристину можно и вовсе не слушаться, потому что рисковать отношениями с ней братья не опасались А учитывая, что она не умела готовить и кормила внуков пельменями и пиццей, жизнь под ее надзором казалась сплошным днем рождения Но на нет и суда нет (как любил повторять дед)

Богдан напоминал Илье вожатого в пионерском лагере — человека со временным впадением в детство. Недоверчивый и критичный от природы Данька по секрету поделился со старшим братом: Богдан притворяется, будто ему интересно с ними, а самому неинтересно. Илья его словам не придал значения. Он ничего подобного не замечал и не понимал, зачем бы Богдану прикидываться, ведь его никто не заставляет заниматься с пацанами и денег он за работу не просит. Данька тут же призвал в качестве единомышленника Степку, не учтя, что младший не любит обсуждать чужих взрослых — они типа его не касаются. Если уж чужой становился своим — тогда Степка составлял о нем какое-то мнение, а Богдан — он временный, так что нет смысла париться размышлениями о нем. В результате Данька очень разозлился и пообещал доказать, что Богдан — тот еще фрукт. Вскорости ему выпал шанс…