Безмятежные годы (сборник)

Противная ледяная сосулька! Мне кажется, у него все внутри заморожено, такой он безучастный, равнодушный. Страшно хотелось бы разозлить его когда-нибудь, вывести из равновесия; я уже пробовала, но до сих пор результата никакого. А наши-то, почти все без исключения, мрут от любви к нему. Юля Бек, Штоф, Ермолаева и младшая Лахтина – те себя не помнят при виде его! По-прежнему, чуть он на порог – пожар, в красном зареве тридцать лиц, а он даже взглядом их не удостаивает.

Сегодня перед уроком русской литературы вдруг замедление; наш Дмитрий Николаевич обыкновенно сию же минуту после звонка являет свои ясные очи, а тут – пауза. В чем дело? «Неужели не пришел?» – радостно мечтаю я.

– Неужели не пришел? – несется со всех углов класса встревоженный, огорченный возглас.

В это время сквозь верхнюю стеклянную половину двери вырисовывается круглый арбузик Андрея Карловича, красное, взволнованное лицо Клепки, сдержанная, вечно возмутительно корректная фигура словесника и нечто старое, седое, высокое и незнакомое.

– Директор! – несется по партам. – Только бы не в наш класс!

– Краешком, краешком! Мимо, голубчики, мимо! – напутствует их соответственными жестами Шурка Тишалова, скрытая от начальствующих глаз на своей четвертой скамейке.

Группа еще минуту продолжает стоять на том же месте, затем, коротенький карасик – рука Андрея Карловича – указывает на нашу дверь, и все четверо делают шаг по направлению к ней. Общие ахи, охи взвинчивают и меня.

– Редьку, редьку держи! – торопливо шепчу я Любе, указывая на природное черное пятнышко в дереве парты.

Она с удивлением смотрит на меня.

– Вот так: большой палец на пятно, указательный под парту и говори скорей: «Федька, держи редьку, чтоб директор не вошел. Федька, держи редьку, чтоб директор не вошел». Еще, еще… Живей!.. – мгновенно вспоминаю я верный, не подводящий способ, всегда успешно применявшийся в нашей той гимназии.

Люба, перепуганная, старается добросовестно выполнить заклинание; но пятно настолько удалено от края, что, закрыв его большим пальцем, она не может дотянуть указательный под доску.

– Вместе, – шепчу я и подсовываю свой правый указательный под ее парту, в то время как левой рукой «держу редьку» на своем столике.

– Федька, держи редьку, чтоб директор не вошел! Федька, держи редьку, чтоб директор не вошел!.. – поспешно твердим мы несчетное число раз, но… директор со всей свитой уже в классе.

В увлечении мы, крепко вцепившись в «редьку», продолжаем держать ее и, понизив шепот на два тона, повторяем спасительное заклинание. Вдруг что-то заставляет меня поднять глаза: удивленно и добродушно улыбаясь, на меня смотрит милый Андрей Карлович (он ведь всегда все видит!), на мне же остановился холодный, пристальный взгляд Дмитрия Николаевича. Я сразу становлюсь, по нашему с Любой выражению, «варенее красного рака»; она тоже. Смущенные, мы обе замолкаем. Еще не хватало, чтобы эта противная сосулька издеваться при всем классе стала! Понял, конечно, что это примета, теперь пойдет прохаживаться относительно «темноты», «предрассудков», «некультурности». Вот и повезло!..

Публика уселась. Вызывают Зернову. Уф! Гора с плеч! Пока она выкладывает все, что может выложить относительно «Слова о полку Игореве», я опять незаметно хватаюсь левой рукой за «редьку», благоразумно прикрыв ее ладонью правой, и уже безмолвно, не губами, а лишь мысленно повторяю: «Федька, держи редьку, чтоб директор не спросил»…

– Госпожа Старобельская! Попрошу вас прочитать нам «Плач Ярославны», – раздается приглашение словесника.

Увы! Федька-предатель безбожно подвел!

Я, конечно, краснею, но странно, страха моего как не бывало. Да и чего, в сущности, я трусила? Стихотворение это мне чрезвычайно нравится, знаю я его назубок, декламирую прилично. Чего же? Вот просто заразили: дрожат все, ну и меня забирать начало. Глупо, в сущности.

Отвечаю хорошо. Директор слушает благосклонно. Андрей Карлович быстро и одобрительно кивает своим арбузиком:

– Хорошо, хорошо, очень хорошо!

Дмитрий Николаевич, по обыкновению, застыл в своем олимпийском величии, но мне чудится насмешка на его тонких губах. Два-три вопроса еще.

– Прекрасно, благодарю вас. Прошу сесть. – Тонкая, длинная рука выводит равнодушно «12» в моей графе.

После этого директор поднимается, раскланивается, говорит несколько приятных слов Дмитрию Николаевичу и выплывает в сопровождении Андрея Карловича терзать другие младенческие души.

– К следующему разу попрошу по учебнику закончить все, что было мной рассказано на предыдущем уроке, а восемнадцатого числа вы будете добры написать сочинение. Темой не стесняю, каждая может выбрать по своему усмотрению. По курсу еще слишком мало пройдено, отвлеченной же темы мне своей давать не хотелось бы: для меня несравненно больший интерес представит прочитать, что напишет каждая из области, наиболее ее интересующей. Это до некоторой степени послужит характеристикой вкусов, симпатий, взглядов и общего развития каждой из вас.