Безмятежные годы (сборник)

– Ты знаешь, Муся, что я крепко, всей душой люблю тебя, люблю и маму твою, с вами двумя где-нибудь в тихом уголке, где нет ни ваших родных, ни ваших знакомых, я бы с удовольствием провела несколько месяцев, отдохнула бы и телом, и душой, это несомненно. Но ведь вы едете не в тихий уголок, а в веселое пригородное дачное место, куда к вам будут приезжать все, составляющие ваш постоянный кружок. Я уже говорила: слишком я неподходящая, унылая, не светская. Но тут не в одном этом дело. Моя привязанность к тебе настолько сильна, что я, может быть, сознавая все только что высказанное, все же смалодушничала бы, не устояла и соблазнилась бы твоим приглашением. Но есть еще и другая важная причина. На каникулы я получила место, чудесное место, о котором и мечтать не смела: 50 рублей в месяц, что за лето составит 150 рублей. Ведь это целое состояние! Притом же жить в имении, в самой настоящей деревне, с лугами, озером, лесом, чистым сосновым воздухом. Сколько лет уже тянет меня в настоящую, живую природу, о которой я так мечтаю! Я ведь знаю ее только по книгам да по запыленным городским садам, с их серой печальной растительностью. Мне кажется, когда я глубоко вздохну чистый воздух полей, у меня там в груди все заживится, стихнет и эта вечная ноющая боль в боку, перестанет постоянно першить в горле, обновится, переродится все внутри. Увидишь, я поправлюсь. Там хороший стол, молоко, яйца – все то, что мне постоянно предписывают. Правда, придется заниматься: у этих помещиков пять человек детей, и всех учить нужно, но ведь нельзя же даром хлеб есть. Подумай, ведь 50 рублей! Сколько в силах я заработать зимой? Восемь, самое большее двенадцать рублей в месяц, а здесь целых 50!

– Верочка, но ведь ты совсем не отдохнешь, пять человек, это ужасно!.. Тебе необходим полный покой, ты так слаба, так переутомлена, – чуть не со слезами протестую я.

– Что же делать, всего найти невозможно, я должна зарабатывать, чтобы учиться дальше, пойти на курсы.

– Ты на курсы собираешься?

– Конечно. На медицинские, это моя заветнейшая мечта. Ах, Муся, какой это светлый, манящий путь. Сколько на нем можно принести пользы, облегчить, утешить! Скольких несчастных поддержать! Подумай, ужас матери, у которой умирает ребенок, и она не имеет средств спасти его. Или мать больная, без медицинской помощи умирающая среди нищеты и оставляющая на произвол судьбы ребенка. Господи, как ужасна жизнь этих сирот-детей! Что перестрадает их бедное сердце! В самый глухой уголок, в самый темный подвал, в самые развалившиеся лачужки – вот куда пусть идет врач! В богатых квартирах их и без того довольно! Туда внесет он радость и надежду, а какое громадное счастье вынесет он оттуда в своем сердце.

Вдохновением горели глубокие глаза Веры. На ее тонких щеках разлилась нежная розовая краска. Мне плакать хотелось, хотелось стать перед ней на колени, она казалась мне какой-то святой. Чудесная, дивная девушка! Вот как живут люди, как дорого добывается каждый кусок хлеба, возможность учиться. Сколько труда, сколько жертв, лишений, физической боли, страданий, утомлений, чтобы учиться самой и благодаря этому быть потом в силах помогать другим. Какая самоотверженность!

Боже мой, какие я, и Люба, и Шура – все мы вообще – маленькие, глупенькие, серенькие. У нас все есть, мы ни о чем не должны заботиться, мы спокойно можем заниматься, но даже не всегда делаем это, а если получаем высокие отметки, числимся хорошими ученицами, то воображаем, что совершаем невесть какое великое нечто.

Несколько секунд я ничего не могу говорить, так полнополно у меня на душе, я только смотрю на Веру и бессознательно, крепко прижимаю к губам ее руку.

– Муся, что ты? Господь с тобой! Что ты делаешь? – говорит еще больше разрумянившаяся Вера.

– Какая ты хорошая, большая. Как все у тебя продумано, прочувствовано. Какая я ничтожная и гадкая рядом с тобой, – с горечью говорю я.

– Неправда, неправда! – горячо протестует Вера – Не говори, что ты ничтожная, это такая неправда. Я не потому больше задумывалась, что умнее или глубже тебя, а потому, что жизнь моя иначе сложилась. У меня никогда не было настоящего, слишком оно было темное, вот я и жила, заглядывая вперед, надеясь на будущее. Да я ведь на целых два года старше тебя. Твоя же жизнь была ясна, спокойна, счастлива, ты думала, вероятно, что более или менее у всех она приблизительно такова же.

Да, конечно, ты читала много, много читала, но читать – не переживать, это так неизгладимо в сердце не врезается. Ты еще совсем ясная, у тебя нет в душе ни малейшей мути, ни малейшего осадка, и дай тебе Бог долго-долго оставаться такой.

Мамочка до глубины души была растрогана, когда я передала ей весь наш разговор.

– Что за чудесная девушка! – воскликнула она. – С каким бы удовольствием я предложила ей эти несчастные деньги, из-за которых, боюсь, она вконец подорвет свое слабенькое здоровье. Но ведь не возьмет, ни за что не возьмет, и говорить нечего.

Я сделала еще попытку уговорить Веру, но она оказалась тщетной.