Безмятежные годы

Теперь, когда история с моими «лентяями» благополучно завершилась, я рассказала обо всем мамочке, прочитала ей свое произведение и призналась, почему выбрала такую тему. Мамочка посмеялась над моей, как она называла, «одой к лентяям».

- A Светлов ваш мне нравится, умница и не мелочной, - сказала она.

И мамочка, как Смирнова!.. Одно знаю, что больше я над ним опытов производить не стану.

Глава VII

Карта заговорила. - Драже. - Выходка Тишаловой.

Господи, как быстро время несется! Вот уже первая четверть закончена и вчера роздана. Сколько тревог, волнений, даже слез из-за этих четвертных отметок. У меня, слава Богу, все более чем благополучно: я приблизительно должна быть третьей ученицей, зацепочек пока никаких. На этот раз жутко пришлось нашей Пыльневой. Второй класс ведь шутки плохие, все отметки имеют уже значение на аттестат, a она вдруг сподобься по географии y нашего добряка «Мешочка» единицу хватить. Правда, она переполнила чашу его многотерпения, что-то раз восемь подряд все отказывалась, так что даже он извелся и поставил ей кол. Ну, само собой разумеется, Ира стала просить дать ей поправиться.

- Хорошо, - говорит, - только, смотрите, по всему курсу спрашивать буду, и карточка чтоб была.

Прихожу как-то утром в гимназию. Что за необыкновенное заседание? На полу y доски, на которой висит Европа, целая компания с Пыльневой и Тишаловой во главе что-то орудуют.

- Что вы делаете? - спрашиваю.

- Иди, ради Бога, Муся, помоги, a то не поспеем. А-а, понимаю! Недавно повесили новую, немую карту; самое важное на ней было благоразумно нарисовано в тот же день, затем постепенно речь её развивалась, теперь же, после соединенных усилий заседавшей на полу компании и при моем благосклонном участии, немая карта заговорила, да как! Тут не постеснялись и чернилами понадписывали: «Мешочек» ведь наш страшно близорук, не досмотрит; «Клепка», та может разглядеть, коли додумается, но, во-первых, это ей не так часто удается, а, во-вторых, не станет же она перечеркивать написанного. Поворчит, прочтет проповедь о греховности обмана, a надписи все же есть, a коли старую карту велит принести, так ведь ту за излишнюю болтливость и упразднили.

К этому же дню Пыльнева подала и собственного производства дивную карту; купила малюсенькую, как картинку, Европейскую Россию, обвела через переводную бумагу, a горы, реки, моря и губернии цветными карандашами размалевала. Не карта, a игрушка; словом, все меры предосторожности приняты. «Мешочек» так весь и расплылся, Пыльнева тоже, ну и мы за компанию.

- Теперь попрошу вас, госпожа Пыльнева, к большой карте.

- Кроме приморских городов Италии и течения Волги, ни-ни, ничего не знаю, - еще утром заявила она. - Одна надежда на карту.

- Ну-с, покажите, пожалуйста, Прирейнские провинции, где они расположены.

- По Рейну, - быстро отвечает Ира.

- Так вот, будьте добры указать их.

- Сию минуту.

Пыльнева метнулась в Голландию, оттуда в Бельгию, заехала в Царство Польское и приостановилась возле Вислы.

- Нет, это не здесь, - прочитав надпись, говорит она. - Сию минуточку, Михаил Васильевич, одну секундочку. Вот! Не-ет!…Одну минутку терпения, я сейчас найду… - отчаянно обшаривая всю Европу, утешает Пыльнева географа. Её тоненькая грациозная фигурка то склоняется в три погибели, для обзора южнейших пунктов, то вся вытягивается, становясь на цыпочки, для розысков в Ледовитом океане, при чем толстая каштановая коса свешивается то на одну, то на другую сторону. Невозможно не улыбаться, так мило, просто проделывает она это, так вежливо, почти ласково извиняется за промедление.

Добряк Михаил Васильевич тоже улыбается, но y «Клепки» чуть не судороги начинаются; еще родимчик, того гляди, сделается.

- Вот Рейн! Нашла! - радостно восклицает Ира. Дальнейшие вопросы дают разве чуть-чуть лучшие ответы. Семь - самая высшая оценка; но спасительная карточка-игрушка и обычная доброта Михаила Васильевича дают себя знать: в журнале рядом с единицей стоит девять. Ира, чуть не прыгая от радости, идет на место. После звонка она ловит в коридоре географа.

- Михаил Васильевич, a сколько y меня в четверти будет? Ведь вы сложите, да? Девять плюс один - десять. Правда? Вы не сердитесь, Михаил Васильевич, за единицу! Право, мне так совестно, так совестно, я географию очень люблю, но когда совсем времени нет; подумайте, ведь кроме географии y нас столько всякой гадости и все требуют. Я карту четыре дня вам чертила, ведь хорошая? Я так старалась. Так вы сложите? Да? Пожалуйста! Ведь y меня ни одной девятки в четверти, и вдруг по географии, по моему любимому предмету!.. - В голосе дрожат скорбные нотки, глаза так кротко, так моляще смотрят, и вся она такая миленькая, что отказать ей, по-моему, невозможно.

- Посмотрим, посмотрим, - отделывается Михаил Васильевич и спешит шмыгнуть на лестницу, боясь, очевидно, уступить и «не испортить», по уверениям Иры, её четвертных отметок. Добрая душа!

Возмущенная Клеопатра угощает Иру основательной распеканцией.